— …сначала ее дочь и зять погибают в результате несчастного случая, и ей приходится самой воспитывать троих внуков. А вскоре после этого ее старший внук обрывает с ней все связи, становится
Она всегда говорила этим, как мне нравилось считать, ее ораторско-лекторским голосом, когда каждая фраза была продумана и отрепетирована. Ей не нужно было использовать его со мной, но на данный момент для нее это было привычкой.
— … а теперь еще и это
— В последний раз, когда мы разговаривали, ты говорила, что наконец-то появилось предположение, что смерть двух ее внучек может быть связана, — перебил я ее, потому что это был буквально единственный способ вставить слово.
— Я это сказала? Нет, нет, этого не может быть. Они умерли с разницей в год. Нет связи, и, к сожалению, все это уже в прошлом. Пресса постоянно будет копаться в этих двух безвременных трагедиях, но сейчас в этом нет толку. Теперь появилось кое-что новое и
— Ну, до этого не дойдет, если она невиновна, верно?
Я сомневался насчет невинной части. Я знал Диану достаточно хорошо, чтобы хотя бы допустить мысль, что она может быть виновна. Насколько я мог судить, она была грозной, устрашающей женщиной, способной съесть собственного детеныша, но вы могли бы добавить это мнение к списку вещей, которые я никогда не скажу своей матери.
— Да, да, конечно, она невиновна, но подумай, какой ущерб это наносит ее безупречной репутации. Это порочит ее доброе имя. Она никогда не сможет баллотироваться в Президенты, если ситуация продолжит обостряться.
Я взял себе на заметку рассказать Ирис об этом последнем скандале, когда она появится снова. Она принципиально ненавидела политиков, и я знал, что получу удовольствие от ее реакции на вице-президента, имеющего прямые связи с мафией.
— Я знаю, что ты не любишь быть сентиментальным…
— …но, не знаю, думаю, все это из-за мыслей о том, через что пришлось пройти бедной, дорогой Диане со своими внуками. Я просто хотела сказать тебе, что люблю тебя. И, ну, ты должен знать, что я очень горжусь тобой.
Я сразу же почувствовал раскаяние за свои обычные язвительные мысли о ней. Я столько раз слышал ее высокопарные заявления, что было легко применить их таким образом, который обесчеловечивал ее, тогда как я должен был почувствовать чуть больше сочувствия к самому трудолюбивому человеку, которого я когда-либо встречал. Я не мог вспомнить, когда она в последний раз брала отпуск.
— Я тоже тебя люблю, мама, — хрипло сказал я. Слова казались безнадежно неестественными, даже если они были правдой.
Когда мы наконец повесили трубки, я обнаружил, что ищу в Интернете новости о внучке Дианы, Фрэнсис. Она была старше двух девочек, второй погибшей в результате трагического несчастного случая, и той, которую я действительно знал, хоть и недолго.
Она оказала на меня влияние, хотя я провел с ней совсем немного времени. Она была подростком, но уже гениальна, вундеркинд. Она была в восторге от встречи со мной в одном из тех редких отпусков, когда все наши семьи собирались вместе. Я вспомнил, как провел с ней памятный день, когда она брала у меня интервью для какого-то школьного проекта.
Когда я услышал о ее смерти, был потрясен. И разбит. Я не мог смириться с тем, насколько трагично было для такой яркой молодой девушки так рано уйти из жизни.
Я начал искать фотографии, потому что где-то глубоко внутри у меня появилось странное, безумное подозрение, от которого мне ужасно хотелось отряхнуться. Но в итоге я стал изучать статьи о несчастном случае, унесшем ее жизнь, потому что это никогда не приходило мне в голову.
Фрэнсис погибла в автокатастрофе в разгар бури, смывшей весь мост, как раз в тот момент, когда ее водитель пытался пересечь разлившуюся реку.
Два человека и автомобиль пропали без вести, но были найдены только тело водителя и автомобиль. Исходя из этого она была признана погибшей.