Действительно ли была та гора?

Для меня художники магазина портретов были рисовальщиками вывесок. Я не ждала от них большого таланта. Теперь же я знала, что среди них был настоящий художник. У меня в голове мелькнула мысль: «Не показал ли он мне альбом с картинами, потому что не смог выдержать моего презрения?» Я не приглядывалась, но, кажется, он никак не показывал свое недовольство моим поведением. В любом случае я думала, что, до сих пор скрывавшийся под вымышленным именем, он решил выйти из тени и требовал, чтобы к нему относились как к известному художнику Пак Сугыну. Для того чтобы разглядеть человека, необходимо время и определенное усилие, но когда мне потребовалось сделать это, у меня ничего не получалось, от чего я начала нервничать. Мне хотелось, чтобы он отличался от других рисовальщиков вывесок, но это были лишь мои желания — он был такой же, как все. Возможно, в этом-то и было его отличие. Мне хотелось видеть его муки творчества, чувства, похожие на подавленные страсти. Но, не увидев ничего подобного, в конце концов я спросила себя: «А есть ли у него вообще такие чувства?» Как бы я ни хотела хорошо относиться к нему, все, что я видела, — было чувство трудового удовлетворения, но никак не муки творчества. Он усердно работал, чтобы содержать семью. У него была простая жизнь трудяги вместо томной страсти художника.

Смотреть на человека с жалостью — нехорошее дело. Отличие Пак Сугына от других людей состояло в том, что он был удивительно мягким и спокойным, но эти качества скорее скрывались, чем проявлялись внешне. Все художники магазина портретов были примерно одинаково бедны и выглядели неказисто, словно были одеты не по сезону, но у него, в отличие от остальных, была величественная осанка. Все постоянно говорили о деньгах и дрожали над каждым пхуном, а когда возвращали их картины, они, вспыхивая словно огонь, так злились, что обычно портили и другие картины. У Пак Сугына такой тревоги не было, по крайне мере, внешне она никак не проявлялась. Не было другого художника, который вставал бы за моей спиной, когда я пускала в ход все свое женское очарование, чтобы янки забрали непонравившийся заказ. Если картину все же возвращали, он не возражал, утешая меня: «Ничего страшного. Я нарисую заново. Зачем вы тратите так много сил?» Я думала, что если бы он действительно был гением, то вряд ли пожертвовал бы искусством ради выживания. Но он усердно работал, чтобы выжить, используя единственный талант, который у него был. Как мне тогда казалось, в этом был его смысл жизни.

Спустя много лет, когда он получил признание как художник, я подумала, что он все-таки гений. В конце концов, тогда он просто не проявил свою гениальность в обыденном деле. Даже хорошо, что так получилось. Ведь если бы человек, похожий на директора Хо, открыл в нем талант, позволявший писать картины, за которые можно было выручить огромные деньги, то он наверняка не дал бы ему рисовать шестидолларовые портреты. Он запер бы Пак Сугына в удобном «свинарнике» и, постаравшись выкачать все деньги, какие только смог бы, кормил бы его досыта, пока в нем не исчезла бы гениальность. Даже директор Хо, обладавший природным даром видеть способности людей, умевший каким-то особым способом зарабатывать деньги, не смог разглядеть талант Пак Сугына. Стоит только подумать об этом, как я начинаю улыбаться. Это была единственная удачная шутка художника Пак Сугына. Очевидно, он намеренно не демонстрировал свой талант.

Почему, совершенно не стараясь казаться умным, талантливым или выбить себе зарплату побольше, он тихо открылся мне, показав, что на самом деле он настоящий художник? Ответ на этот вопрос я узнала лишь спустя некоторое время. Я ошибочно полагала, что была единственной студенткой Сеульского университета в РХ, с которой его могло связывать чувство дружбы и сознание родства душ.

Как и я, страдая от комплекса превосходства и осознания низкого социального положения, он, наверное, думал: «Как же низко пала студентка Сеульского университета». Странно, но эта мысль придавала мне сил. Я поняла, что повсюду, как и в нашем магазине портретов, есть талантливые и способные люди. Я постепенно избавлялась от плохой привычки делить людей на группы или «сваливать» их в кучу, во мне возрождалась терпимость, вновь стало интересно рассматривать каждого человека в отдельности. Когда я поинтересовалась, оказалось, что среди персонала РХ немало студентов университетов. Здесь работали даже студенты Сеульского университета и его выпускники, были и те, кто едва успел приобщиться к университетской жизни. Мне сказали, что среди уборщиц есть женщина, которая работала учительницей в средней школе. Когда я узнала, что не было никого, кроме меня, кто ходил бы задрав нос, оттого что он — студент университета, проучившись в нем всего несколько дней, я подумала, что, будь где-нибудь рядом норка мыши, я бы тут же спряталась в ней. Мое лицо густо покраснело от стыда.