Стоял морозный день. В то время кинотеатры, как бы они ни были набиты людьми, не отапливались. Под стульями гулял ветер, казалось, что в зале было холоднее, чем на улице. Я вспомнила, что в тот день, когда мы были здесь с Чжи Сопом, тоже было холодно, но когда я пожаловалась, что у меня мерзнут ноги, он тут же снял свои шерстяные перчатки, быстро вывернул их наизнанку и, встав на колени, надел их мне на ноги. Я тогда впервые узнала, что, если надеть перчатки, вывернув наизнанку, то замерзшие пальцы ног расслабляются и отогреваются. Больше всего у меня мерзли именно пальцы на ногах. Такое чуткое поведение было в духе Чжи Сопа. Конечно, я не ждала от моего нового кавалера чего-то подобного, но, сколько бы я ни жаловалась, что мерзнут ноги, он не пытался меня согреть. Заметив, что я постоянно повторяю, что замерзла, он сказал: «Я тоже замерз и голоден» — и предложил пойти в какой-нибудь теплый ресторан и пообедать. Этот случай показал мне, как неумел в ухаживаниях этот мужчина. Невольно сравнивая его с Чжи Сопом и не понимая, зачем я это делаю, я начала сомневаться в его чувствах ко мне. Но, сколько бы я ни сравнивала, найти в нем что-то лучшее, чем в Чжи Сопе, было нелегко. Однако у него была одна хорошая особенность — с ним мне было не в тягость молчать.
С Чжи Сопом все было иначе. Разговоры с ним почти никогда не кончались, но стоило даже на короткое время прервать беседу, как мне казалось, что я задыхаюсь. Он терпеть не мог, когда я молчала. Если он ничего не говорил, даже если это длилось несколько минут, я должна была говорить, о чем думала. Не важно, хотела я или нет, — надо было постоянно говорить. Он все время пытался развеселить меня, но требовал, чтобы и я непрерывно веселила его. Когда его не было рядом и я вспоминала время, проведенное вместе с ним, у меня было такое ощущение, словно мы играли с жизнью во всевозможные игры только для того, чтобы повеселиться. А в конце всегда приходили усталость и пустота. Усталость была не такой, после которой легко было восстановиться, поспав подольше, это была усталость, истощавшая медленно и необратимо. Избыток чувств, возникающих от бесконечных стихов, тоже было трудно контролировать. Я была увлечена Чжи Сопом достаточно, чтобы терпеть удары палкой от матери, и с такой же силой я отталкивала моего нового поклонника. Появившись в моей жизни, он стал поводом не только пересмотреть отношение к Чжи Сопу, но и взглянуть на себя.
Чтобы стать моей подругой, девушка должна была быть не болтлива. Не скажу, что у меня совсем не было приятельницы или близкой подруги, но если в какой-то момент одна из них становилась мне в тягость, я тихо расставалась с ней. Я не могла понять, почему это происходит, скорее всего, я просто теряла к подруге интерес или, боясь быть брошенной, прекращала отношения первой. Когда я училась в женской школе, у меня были две подруги и мы всегда ходили вместе. Если время уборки в классах не совпадало, они ждали меня. Естественно, если у нас происходили размолвки, нам было больно. Эти школьные отношения стали для меня личным опытом. Я больше привыкла ходить всюду одна. Когда я направлялась в школу или возвращалась домой, а впереди шла не очень близкая подруга, я избегала ее компании. Я не присоединялась к ней, даже если мне приходилось специально идти медленнее, потому что мне не хотелось чувствовать себя скованной. Когда кто-то был рядом, я зажималась. Конечно, это могло выглядеть как крайняя степень эгоцентризма, но для меня это была привычка, сложившаяся еще в детстве, когда я с первого класса ходила в школу одна по длинной дороге через гору. Мне требовалось утешение, лекарство от одиночества, и я нашла его. Это была фантазия, жившая в моем сердце. Однако это вовсе не означало, что я все время проводила одна. Время от времени у меня появлялись подруги, но обычно дружба с ними длилась недолго. Те, с кем я какое-то время поддерживала отношения, или были невнимательны ко мне, или, находясь со мной, думали и говорили о вещах меня не интересовавших. Впрочем, я не отличалась от них. Лишь девушка с очень добрым сердцем могла стать подругой, с которой я вела бы душевные разговоры.
Мне не хотелось быть скованной. Мне хотелось взрослеть, свободно расправив плечи.
ЭПИЛОГ
Олькхе в конце концов купила место для магазина на рынке «Дондэмун». Это случилось в начале 1953 года. Прошло чуть больше года с тех пор, как она начала торговлю в прифронтовом военном городке. Хоть ей и пришлось оставить то дело, она получила колоссальный опыт и стала отличным продавцом. Я высоко ценила ее труд, она в ответ не поскупилась на похвалу, говоря, что, если бы я не взяла на себя ведение домашнего хозяйства, она не смогла бы работать. Мать тоже сказала, что я достойна похвалы. Если бы у меня не хватило духу все время обеспечивать нашу мать остатками еды со стола янки, наверное, мы с олькхе не смогли бы так подружиться. Я была рада дружбе с ней и гордилась ею.