Действительно ли была та гора?

У нас была большая кухня с высоким потолком — под самый конек крыши. Правда пол был ниже, чем в других комнатах. Чтобы спуститься в кухню, приходилось вставать на большой камень, который лежал прямо за дверью. Плита стояла вплотную к стене, из трещин в которой, словно струпья, проступала глина. На плите располагались два больших чугунных котла и один мельхиоровый котелок. Чугунные котлы были накрепко приделаны к плите, а мельхиоровый котелок легко снимался. Под котлами помещалась металлическая сетка, через которую просеивалась зола. И всю эту конструкцию мы топили углем. Несмотря на то что часть дымохода, соединявшаяся с полом, была абсолютно черной из-за угольной пыли, крышки чугунных котлов блестели, словно натертые кунжутным маслом. На холодном деревянном полу валялись грязные и сломанные вещи: столик без ножки, треснувший кувшин, замазанный цементным раствором, сито с выпавшим дном, сиру[5], багади[6], оцинкованное ведро, деревянный ящик.

Предметы начали тонуть в темноте, а мы все сидели на корточках, словно шахтеры, запертые в забое без надежды на спасение.

— Знаешь, после ужина я дала ему снотворное, может, сегодня он будет спать спокойно, — сказала олькхе, нервно вздрогнув от какого-то шороха.

В больнице Гупхабаль нам дали только болеутоляющее, видимо, она приняла его за снотворное.

— Вы правильно поступили. Когда он выспится как следует, ему наверняка станет легче, — уверенным голосом успокоила я олькхе.

— Как думаешь, где сейчас находится линия фронта? — тихо спросила она.

Было видно, что ее тоже беспокоило, под чьей властью мы находимся. «Интересно, как вообще выглядит линия фронта?» — подумала я. Через эту невидимую линию невозможно прорваться. Она разделяет заклятых врагов, стоящих лицом к лицу с направленным друг на друга смертоносным оружием. Стоит только попытаться перейти эту страшную границу, и пули вмиг изрешетят твое тело. Но моему брату как-то удалось выжить. Если он, уехав солдатом добровольческой армии, вернулся на территорию, занимаемую национальной армией, значит, он где-то пересек линию фронта. О чем он только думал? Неужели он решил, что бессмертен? Это счастье, что он вернулся покрытый лишь шрамами. Рана на его ноге — всего лишь символ перехода той линии. Глядя на его ногу, вместе с жалостью к брату я испытывала отвращение, которое испытывает живой человек при виде мертвеца. Меня бил озноб, я чувствовала неясную тревогу, живот скручивал спазм.

— Тихо, я слышу какой-то шум, — вдруг сказала олькхе, хотя я и так сидела тихо как мышь.

Я прислушалась, затаив дыхание, но не услышала ни грохота пушек, ни отвратительного, выматывающего душу низкого гула двигателей самолета-разведчика, ни каких-либо незнакомых звуков. Вокруг стояла та же невыносимая тишина, сводившая нас с ума, — никаких признаков жизни. Олькхе поднялась, я встала вслед за ней. Аккуратно, чтобы не заскрипели створки, открыв ворота, мы вышли на улицу. В этот момент и я расслышала едва уловимые звуки. Осторожно ступая, поддерживая друг друга, мы стали спускаться в сторону конечной остановки трамвая, откуда доносились едва различимые голоса людей. Под ложечкой ныло от смутного беспокойства.

Вскоре, когда наши глаза привыкли к темноте, мы увидели, как в ночи, растянувшись от перевала Муакчжэ до ворот Независимости, беззвучно шла народная армия северян. Солдаты, словно возникая из темноты, спускавшейся с вершины перевала Муакчжэ, входили в город. Они шли без поддержки танков, без поднятых военных флагов, без песен и топота тяжелых солдатских сапог. Похоже, на их сапоги были надеты какие-то мягкие чехлы, скрадывавшие звуки шагов. Каждый солдат держал в руках что-то большое, а за плечами нес объемный мешок. Северяне шли так тихо, почти крадучись, что у меня возникла дикая мысль: «Не собираются ли они сдаваться в плен?» Мне не верилось, что это была та самая армия, которая летом, перейдя перевал Миари, с шумом и помпой вошла в город, выставив впереди себя танки. Безмолвные нескончаемые колонны солдат, идущих под покровом ночи, были больше похожи на отряд разведчиков или диверсантов. Их возвращение не было маршем победителей. Крупно простеганные ватники превращали солдат в одутловатых увальней, что скрывало смертельную угрозу, исходящую от военных.