— Наша семья владела несколькими помещениями на рынке «Донам». Пока то ли не вернулись арендаторы, то ли еще что, но почти все магазины стоят закрытыми. Да и вернувшиеся продавцы больше торгуют за передвижными прилавками. Закон торговли таков: когда в магазинах будут продавать схожие товары, тогда будут толпиться покупатели. До войны респектабельные магазины торговали дорогими холстами, хлопчатобумажными тканями, благородными и драгоценными металлами, детской одеждой, трикотажем, шитьем, комплектами стеганых одеял. Сейчас места перед ними заняли торгующие вразнос овощами, зеленью, рыбой, рагу по-китайски, сундэ[69]
, которые можно тут же съесть, и американскими товарами, с которыми, если что, можно убежать от контролеров. К сожалению, пока не вернулись люди, которые хотели бы арендовать магазины и платить налоги.Я позавидовала ей белой завистью. Она без особого беспокойства ждала не только возвращения семьи, но и светлого будущего, где она не будет знать, что такое нужда.
Чон Гынсуг, узнав причину моего беспокойства, сказала, чтобы я напрасно не изводила себя, а лучше подготовилась бы к приезду семьи. Она всегда рассуждала здраво. Мне стало стыдно после ее разумных слов и от внимания к моим проблемам. Причина моего беспокойства была не в том, что я не знала о положении членов семьи, а в том, что я была не уверена, что в будущем смогу взять ответственность за них на себя.
— Они пока не знают, но, когда они вернутся домой, первое, с чем им придется столкнуться, — что семья дяди больше не отвечает за вас, — сказала Чон Гынсуг.
Честно говоря, даже у меня до сих пор не хватало смелости признать этот факт. Сейчас она говорила как та Чон Гынсуг, которая на понтонном мосту через реку Ханган, идя позади меня, терпеливо убеждала вести себя спокойно, когда я оступаясь торопилась к другому берегу.
Я, словно на меня нашло озарение, почувствовала руку помощи, за которую можно было ухватиться, чтобы не утонуть в захлестнувшем меня беспокойстве, похожем на ад. Недолго думая, я спросила сестру, как мне лучше поступить. Она предложила не спеша прогуляться. Мы вышли из дома и все время, пока шли до вершины перевала Миари, а затем до района Самсонгё, говорили о разных вещах. Но в основном разговор касался денег. Мы рассуждали о том, что можно сделать, чтобы их заработать.
— Ты знаешь, не всякий сможет, как твой дядя, работать носильщиком чжиге, будучи из влиятельной деревенской семьи, знающей, что такое честь. Я поняла, что в вашем роду помнят, что такое чувство долга. Об этом нужно помнить всю жизнь, ты понимаешь?
— Я поняла, сестра. Это наше семейное дело. Просто в то время не было другой работы, чтобы заработать денег, теперь, когда появилась возможность, он сказал, что больше не будет работать носильщиком. Но зачем вы так говорите? Учитывая, какое сейчас время, мне кажется странным, что понятие чести он считает более важным, чем большие деньги.
Я, зло стрельнув глазами, набросилась на нее из-за внезапно вспыхнувшего недовольства, связанного с дядей.
— Ничего странного в этом нет. Конечно, даже на такой войне, как эта, желание заработать денег стоит на первом месте. Но есть дела, которые человек не может позволить себе совершить, даже если придется умереть.
— Что это за дела? Что ты имеешь в виду? Если знаешь, подскажи. Я смогу сделать это?
— Как ты думаешь, на какую работу в нашем возрасте легче всего попасть? Впрочем, нет, ты, пожалуй, не сможешь. Скажи откровенно, только откровенно, договорились? Ты смогла бы стать проституткой у иностранных солдат?
— Сестра, вы сейчас шутите? — рассердилась я.
— Я не шучу, не сердись. Просто у меня душа болит. Я предложила тебе все варианты, какие могла придумать, но ты от них отказалась. Остался только этот.
— Сестра, поэтому-то мне и нужна ваша помощь, — сказала я, все еще сердясь, что она хоть на секунду могла подумать о таком мерзком деле.
— Даже если мы с самого начала объединили бы наши усилия, сколько ни думай, результат был бы тот же.
Утомленные жарой и раздумьями, мы сели в тени плакучих ив у берега речки, протекающей через район Сонбокдон. Несмотря на то что сестра сказала, что идей у нее больше нет, я не сомневалась, что скоро у нее появится хороший план. Мне казалось, раз она воскресила во мне надежду, то, естественно, должна нести за это какую-то ответственность.
— У тебя сохранилась та легкая, колышущаяся от ветра одежда? Ну, та, в которой ты выходила на работу в отряд «Силы обороны Родины»?
— Зачем вы об этом спрашиваете? Совершенно не к месту, — сказала я, не понимая, к чему она клонит.
— Знаешь, когда ты в ней выходила на работу, было очень приятно смотреть на тебя. Весь офис становился как бы светлее, у мужчин — тут она улыбнулась — появлялось желание работать. Я думаю, причина частых визитов полицейского Кима была не в том, что он влюбился в тебя, а в том, что ему нравилась такая атмосфера. Ведь в то время Сеул был, по сути, первой линией обороны, куда ни глянешь — угрюмые лица, всюду страшно, помнишь?