Действительность

– Согласен, в этом есть что-то прекрасное. Нас формируют мелочи, на которые мы часто даже и не обращаем внимания, потому что просто не помним откуда они взялись. Ты не запомнил, какой в ту пору была твоя мать, ты не сохранил в памяти этот парк, что вскоре будет застроен новым микрорайоном, но эти объятия и смесь запахов листвы с костром были с тобой всю твою жизнь и в какой-то мере определили твою судьбу.

– Хорошо, я действительно был рад увидеть маму, но можем ли мы перейти к воспоминаниям о моей дочери?

– Пока нет.

– Почему?

– Потому что сейчас ты хочешь вспомнить кое-что другое.

Сцена 2

Мы оказываемся в тесной и темной комнатушке. Здесь очень мало места, и не только потому, что помещение маленькое само по себе, но и потому что комната сильно захламлена. Любая горизонтальная поверхность занята стопками каких-то разноцветных тканей, а по полу вперемешку с детскими игрушками лежат бесчисленные мотки ниток. Из мебели здесь есть только старый платяной шкаф с зеркалом, диван-кровать, что под тяжестью лет сломался, да большой круглый стол.

Я хорошо помню этот стол, он достался нам от моей прабабушки. Можно сказать, фамильное достояние. Он был невероятно тяжелым, и настолько старым, что скрипел даже тогда, когда кто-то просто проходил мимо него, даже не прикасаясь к столу. Лак на столешнице давным-давно потрескался, а мой дед, будучи ребенком, из хулиганских побуждений выцарапал свое имя прямо посреди стола.

Да, если не кривить душой, этот стол давно уже стоило выбросить, но другого стола у нас попросту не было и старичку приходилось вынужденно переживать свою вторую молодость.

Сейчас половина стола была занята уже раскроенными тканями, а на другой громоздилась большая швейная машинка родом из западной части восточной Европы. Надписи на ней были едва читаемы, а все белые пластиковые детали стали желтыми от времени, словом, она уже давно утратила свой товарный вид, но, словно бы из жалости к своей хозяйке она еще работала. Скрипела, рвала нитки, иногда «давала клина», но работала.

В этой комнате всегда было очень темно, так что даже днем приходилось зажигать лампы, иначе все предметы вдруг начинали утопать в локальных сумерках и теряться из виду.

Я подошел к окну и выглянул во двор.

Естественно, первым, что бросилось мне в глаза, была решетка, закрывающая окно снаружи. Да, мое детство как раз пришлось на те времена, когда просто жить на первом этаже уже было достаточно опасно. Посему все, кто мог себе это позволить, навешивали на окна решетки. Они были невероятно уродливы. Но кое-как сварганенные из обычной арматуры пьяным сварщиком «пока мастер не видит» они давали людям того чего им крайне не хватало в ту пору – чувства защищенности.

Далее у цоколя, прямо под окном нашей комнаты стояли две раскидистые рябины. Именно из-за них в нашей комнате всегда было темно. Мама много раз собиралась опилить те ветки, что буквально уже лезли в наше окно, но постоянно забывала.

А как раз прямо между рябин расположилась самодельная лавка, на которой любил курить пахучие папиросы из красной пачки хозяин нашей квартиры – деда Миша. Он как раз сейчас сидел и смолил папиросу. Я хотел было его позвать, но потому, что деда Миша сидел неподвижно, а султанчик дыма от его папиросы замер в воздухе я понял, что снова нахожусь в статичных декорациях.

Вообще, деда Миша был очень хорошим человеком, с очень нехорошей судьбой. В силу непредвиденных обстоятельств на его долю выпало то, что он один воспитывал своего внука – Максима. Деда Миша был ветераном Великой Отечественной войны, и в силу возраста забывая тексты детских сказок, частенько вместо них рассказывал внуку о своих фронтовых буднях. Это и определило жизнь Максима. Юноша с самого детства хотел быть танкистом, как дедушка, и когда подошел подходящий возраст, отправился в военное училище.

Не успев толком окончить учебу, он был призван для несения дальнейшей службы на юг нашей страны, где как раз тогда разгорелся ожесточенный внутренний конфликт. И во время выполнения первой же своей боевой операции Максим сгорел вместе со своим танком.

Их неопытный экипаж не заметил засады, и противник с легкостью обездвижил, а затем и поджег танк. Далее, для того чтобы стянуть на себя большие силы союзников и помешать продвижению войск, противник применил очень грязную тактику – своим плотным огнем, они не давали как экипажу выбраться из горящей бронемашины, так и кому-либо подобраться к технике.

Горящую машину и безуспешные попытки солдат подойти к ней умудрились снять на камеру репортеры центрального телевидения, и уже с утренним блоком новостей этот сюжет облетел всю страну. Видел эти жуткие кадры и деда Миша

И любой другой бы на его месте сдался. Но деда Миша решил, что в нем еще было слишком много душевного тепла, чтобы растрачивать его попусту и тогда он нашел нас. За символическую плату он пустил в освободившуюся комнату одинокую молодую мать с маленьким мальчиком на руках, у которых не было крова над головой.