Действительность. Том 1

Появившаяся и развившаяся на той же почве что и вся наша действительность, жизнь имеет свои определённые границы, свои наделы и свои правила и законы. Благодаря тем же апперцепциям и дефинициям нашего разумения, из «коллапсирующей пустоты» «чёрной дыры нашего ноумена», Жизнь выползла, словно кобра из шляпы факира, и, подняв голову, стала покачиваться в такт звучащей музыке нашего архаического мироздания. Наша уверенность в существовании жизни, как чего-то действительно феноменального, в её непоколебимой существенности – остаётся лишь уверенностью.

В своих умозаключениях, как заметит внимательный читатель, я всё время откатываюсь назад, создавая тем самым некую волну. Это происходит неосознанно. Видимо и здесь сказывается та волнообразная структурность всего сущностного, распространяющего свою характерность на всё что, так или иначе, принадлежит этому миру. И мои размышления в своей динамической характерности, не являются исключением.

Но по порядку. Заглядывая в мир, разделяя и объединяя, отчерчивая границы, мы готовы принимать в свой «клан живого», только «близких родственников», только то, что близко нам по механизмам, формам и скоростям, что подходит нам по общему метаболизму. Но, проникая всё глубже в познание окружающего нас мира, мы потихоньку не заметно для самих себя, отодвигаем эти границы нашего архаического определения. Мы всё чаще высаживаем за забором цветы, поливая и ухаживая за ними. Мы меняем своё воззрение, мы расширяем собственные наделы. Еще в начале прошлого века мысль о том, что наша планета живой организм вызвала бы, по крайней мере, смех. А то, что могут существовать живые существа в нано-объёмах, вообще привело бы к сарказму. И, тем не менее, теперь, это уже является практически неоспоримой истиной. У меня нет никаких сомнений, что наша фундаментальная наука будет и впредь отодвигать эти границы. И это будет происходить до тех пор, пока существует воззрение, пока существует человек и его разум. Наш разум, «утончаясь» и становясь тем самым проникновеннее и агрессивнее, будет открывать для себя всё новые и новые горизонты не только в эмпирическом воззрении, но и в трансцендентном и метафизическом. Он будет необходимо усложняться, и тем самым усложнять окружающий мир. Наш мир всегда будет расширяться в разные стороны, и само отношение к «живому» и «неживому», будет меняться и необходимо корректироваться. Но всё же полярность мира в целом, – никуда не денется. Наш разум и впредь будет всё, и вся делить и изолировать, смешивать и объединять. Ведь такова его генетическая природа, берущая своё начало в изначальном противостоянии огня и воды, – в коллапсе материнских стихий.

Живые цепи. (Банальные рассуждения)

В своих умозрениях, я всегда стремился к самым глубоким, спрятанным на дне архипелагам. Тёплые воды поверхности, меня никогда не удовлетворяли. Там, где плавает большинство, где много пищи в виде плавающего планктона, где царствуют акулы и где солнце ослепляет и приводит своим светом, к отупению, я никогда не находил своих обетованных берегов. Меня всегда прельщали глубинные пещеры. Так как в глубине своего сердца я всегда подозревал, что именно там живёт Бог, а не как не на небесах.

И вот как-то плавая на этих глубинах, я пришёл к банальному и в то же время важному вопросу; а собственно, чем мы, люди, принципиально отличаемся от других систем и субстанций природы? Чем питается наша чрезмерная, доходящая до апломба гордость? Если даже животных, в глубине своей души, мы не считаем своими братьями. Я уж не говорю о родственной связи с так называемыми неодушевлёнными предметами нашей действительности, включёнными в фауну земной поверхности. Ведь если посмотреть достаточно глубоко, то окажется, что мы реагируем на раздражители так же необходимо и фатально, как и всякий неодушевлённый предмет этого мира. Необходимость и фатальность нашей реакции, такая же безоговорочная, как и у всякого существа неживого мира.

Сложность мотиваций наших поступков, есть отражение сложности нашей внутренней структуризации, и её определённого выстроенного порядка. Динамика же, механизмы наших реакций, так же последовательны и безоговорочно фатальны, как возгорание бумаги при соприкосновении с огнём. Мы, в сущности, реагируем также фатально необходимо и так же последовательно, как и всякая субстанция «неживой природы». Вся разница лишь в сложности этой реакции, и сложности самих механизмов. Как компьютер отличается от «Жаккардового станка», так мы, люди, отличаемся от амёбы. А она в свою очередь, так же отличается от какого-нибудь «неживого предмета» мира.