Ты непременно хочешь собрать побольше истин? Словно грибник, ты ходишь по лесу мироздания, и собираешь «Грибы – истины». Выискивая их под «листвой обыденности», под «корягами привычки». Чем скрытнее лежала истина, тем большее удовлетворение ты получаешь, – охотник за грибами. Ты даже не представляешь, как один «гриб», похож на другой. Тебе они кажутся, такими разными. Как всякие грибы леса, приобретая различную форму, в сути своей, имеют идентичную споровую основу, так и истины, имея различную форму в нашем представлении, в сути своей, – одно. И как всякие грибы, истины не так безобидны, как кажутся на первый взгляд, и даже совсем не безобидны. В одних больше яда, в других меньше, но совсем без яда, истин – не бывает.
Порой нам кажется, что мы нашли совершенно отличный от других «гриб», но надрезав ножку, понимаем, что всё одно. Мы находим, казалось бы, совершенно самостоятельную, объективную и отличную от других истину, но через некоторое время вдруг осознаём, что её генетика, её суть – та же, что и у предыдущей. И что она отличается лишь формой, но никак не содержанием. И вот это содержание определяет только наш «разум». И как всякий предмет мира есть его отражение, так и всякая истина есть его собственная дефиниция. Ведь как вся действительная феноменальная реальность, с её бесчисленными предметами, это результат некоей экспансии твоего ноумена во вне, в виде некоей «синтетической волны», волны «искривлённой» на определённый лад после столкновения с внешними объектами, волны отражённой этими объектами, и вернувшейся обратно в виде зашифрованного алгоритма определённой формативности, так и всякая трансцендентная истинность твоего осмысления, есть лишь впечатление твоего оценочного разумения, относительно экспансируемых и возвращающихся волн твоей осознанности, но лишь на полях сверх тонкого астрального мира той же действительности.
Наша
Наш разум, – разум абстрагированных идей, подобно кошке без конца рожает истины. Он рожает эти «формы своего разумения», чтобы кормить ими себя же. Эти «
Мы, те, кто относительно отдалены от общей людской осмысленности, до поры до времени, пока наш разум не созрел, питаемся как все остальные чужими мыслями, суррогатами, словно «детским питанием». Но приходит время, и это «блюдо» становится для нас слишком пресным. Что ещё может удовлетворить наш «голодный разум», как ни «собственное мясо», «мясо собственных детей – мыслей»? Перейдя на эту пищу, мы всё меньше и меньше нуждаемся в суррогатных разносолах обыденности. И, в конце концов, мы уже не можем «есть» ничего кроме «собственных детей», «собственных мыслей», «собственных истин».