Действо

И она подсела к массивному деревянном ткацкому станку, имеющемуся в углу. Копытом овца топнула по педали. Не успела Аня заметить, как ее с такими стараниями приготовленная сладкая вата оказалась насажена на один из штырей, на другой скомпоновалась овечья шерсть, а также в ход пошли заблаговременно захваченные полотенца с пляжа. Станок пронзительно заскрипел таким мерзким тоном, что Аня была вынуждена сморщиться и закрыть уши руками, и провести так довольно долгое время. В какой то момент ей показалось, что она задремала, а уже в следующий овца осторожно тронула ее за плечо.

– Готово, – буркнуло копытное, – получай свою обнову.

Аня подняла голову и затаила дыхание от восторга. Платье было готово, и какое платье!

Длинное, истинно королевское, в искрящихся блестках – о да, в таком не стыдно и во дворец пойти!

Странно, но не смотря на разноцветный материал пошедший в дело, платье было абсолютно черным.

– Все правильно, – сказала овца, – ведь ты же собираешься стать черной королевой! Вот твоя жемчужина – не забудь вставить ее в корону, когда придет время.

– Хорошо, – сказала Аня, – пусть будет так. Но я все равно не знаю как попасть на тот берег.

Овца вздохнула, потянулась, было, к своей книге, но тут же отняла копытце.

– Сэнсей Му учит нас пристально смотреть вглубь вещей, ведь зачастую скрытое оказывается главным. Через море вопросов нельзя переплыть, нельзя перелететь и перескочить, как корова через луны. Но его можно перейти по загрузочной дорожке.

– Загрузочная дорожка! – воскликнула Аня, – как же все просто!

– Ты очень ненаблюдательна, дитя, – печально сказала овца, – что-то подсказывает мне, что нам грозит очередная легкомысленная королева. Но тут уж ничего не поделаешь… работа есть работа. Слушай внимательно, Аня. Дорожка приведет тебя в Ментолуоловые топи – опасное место для тех, кто не смотрит под ноги. Но ты сможешь пройти, если будешь следовать тропе. А после топей войдешь в рощу боянышника с земляничными полянками, там то ты и найдешь желаемое.

Аня была так тронута, что отвесила доброй овце изящный вежливый поклон, отчего копытное заметно смягчилось и даже улыбнулось напоследок. С тем они и распрощались.

И вот Аня стояла на берегу, одетая в черное, сверкающее платье, море вопросов лизало ее туфли, а над горизонтом величаво вставала полоса загрузки. Медленно росли проценты, пока не достигли ста и исполинская красная радуга не коснулась серого песка пляжа.

Тогда Аня легко ступила на нее и побежала вперед, туда, где ее ждала цель путешествия: украшенная жемчугом корона черной королевы.

С этого момента путь ее пошел по накатанной колее. Мрачные Ментолуоловые топи, где в дурнопахнущей жиже плавали оторванные конечности неудачливых ходоков она миновала без проблем, благодаря дельному совету стаи перелетных прачек, и даже не замочила ноги. В алой, налитой боянышниковой роще она срывала с ветвей сочные, брызжущие сладостью ягоды, которые кислили во рту и взрывались хорошим настроением в голове. Тут она чуть не потеряла направление, но вовремя попавшаяся поляна с земляникой указал ей путь.

Роща кончилась внезапно, и Аня замерла на пороге большого, абсолютно гладкого поля, которое уходило за горизонт. Здесь господствовал красный цвет – тысячи и тысячи кустов земляники качали ярко красными головками в такт легкому бризу. От красного слезились глаза и казалось, что поле до горизонта залито кровью. Чуть в отдалении возвышалось одноэтажное, деревянное строение радикально черного цвета, украшенное сверху одинокой витой башенкой.

Аня прошла сквозь одуряюще пахнущие заросли (от аромата слезились глаза и начинало казаться, что смотришь на мир сквозь розовые очки) и остановилась перед дверью цвета туманности Угольный Мешок. На двери золотыми буквами было написано:

– "Земляничные поляны навсегда", – прочитала Аня и, пожав плечами, открыла дверь.

Внутри оказалась одна совершенно пустая комната, единственным предметом обстановки которой был простой деревянный табурет. В комнате пахло сыростью и застарелыми миазмами. Как только свет из проема пал на середину комнаты, в самом темном углу что-то тяжело заворочалось и со стоном подползло к табурету. Только при пристальном наблюдении в этом измученном существе можно было опознать Домашнего Мыша. Шерсть его почти повылазила, лапы скрючились, а ребра жутко выпирали под кожей. Подслеповато мигая на свету, это замученное создание взгромоздилось на табурет и, едва держась на подгибающихся лапах, мучительно закашлялось. Когда приступ прошел, Домашний Мышь с хрипом вздохнул и дрожащим голосом начал декламировать:

Дер Жаббервох.

Эс бриллиг вар. Ди шлихте товен,
Вертен унд вимельтен ин вабен.
Унд алле мюмьсиге бургговен,
Ди момен рат аусграбен…

– Уважаемый мышь! – громко сказала Аня, – я очень уважаю ваш талант к стихосложению, но стихи, это немножечко не то, что я хотела бы от вас услышать.