Действо

Тут началось что-то уже совершенно странное. Группа прачек обратилась в крачек и улетела на юг. Стол поднялся, стряхнул с себя драчунов и объявил себя конем Александра Македонского и сказал, что ему давно пора идти. Тарелки сошлись по двое и все до единой поспешно вступили в секту Керамических Устриц, после чего поспешили присоединиться к сэнсеям в их полной замкнутости.

Откуда не возьмись, в зал вломилась полоса загрузки и как голодный питон стала рыскать среди дерущихся гостей и проглатывать неосторожных. И, наконец, многочисленные снаряды замедлили свой полет и стали оставлять ясно видимые белесые круги, которые сопровождались гулкими ударами в барабан, специально нанятого человека-оркестра.

Аня устало прикрыла глаза.

– "Опять не удалось", – как-то вдруг совершенно трезво подумала она, – «Опять не получилось. Как тогда. Как всегда. Это ведь не жизнь. Это полный бред… Бред?!»

Внезапная догадка заставила глаза широко распахнуться, но теперь вместо детского удивления в них светилась мысль. Аня рывком потянула к себе ближайший бокал, понюхала и сморщилась от резкого химического запаха. Схватила убегающее блюдо с грибами – так и есть – явно не шампиньоны!

На подгибающихся ногах, средь свистящих со всех сторон объедков и разбитых сервизом, она взобралась на кресло и, сжимая в руках свою корону, завопила, перекрывая безумный гам:

– ЭЙ ВЫ!!! Вы слышите?! Это уж слишком!! Так не бывает!!! Нет никаких Жаббервохов! Нет овец со звездами, сондат, говорящих крабов!!! Мыши не пьют чай! ЭТО ВСЕ БРЕД!!! Это галлюцинации! Мои галлюцинации!!! Мои! И я хочу проснуться! Проснуться! ПРОСНУТЬСЯ!!!

Тут она почувствовала, что знакомое ощущение все нарастает, становится мощным и всеобъемлющим, затмевая собой все на свете. Вселенская свалка поблекла, стала плоской как плохая фотография, и напоследок, перед тем как покинуть залу, Аня почувствовала как Домашний мышь выбирается из-под кресла и неловким движением опрокидывает его.

Атласная подушка ушла у Ани из-под ног и она пребольно упала на пол.

Вернее с грохотом рухнула, так, что наверное перебудила весь дом. Анна тяжело вздохнула и вскарабкалась на свою узкую кровать. Бок ныл от удара. В окно светила такая шикарная желтая луна, что на глаза сами собой навернулись слезы. Но почему в таком гнусном мире может быть такая красотища? Почему чудесные сны не длятся долго?

Со стены напротив на нее укоризненно пялился сэр Чарльз Людвидж Доджсон в обрамлении простой деревянной рамки.

На тумбочке в изголовье кровати стоял пузырек со снотворным, которое добрые доктора из лечебницы прописали как раз для таких случаев. Анна приняла две таблетки, мучительно борясь с желанием проглотить все разом. После этого села на кровати и стала смотреть на луну.

– Что у меня за жизнь? – спрашивала Анна у светила, – ни света, ни радости?

Беспросветная жизнь… бессмысленная… без будущего.

В руках она держала корону, которая мешала и она поспешила водрузить ее на голову.

Так и сидела Анна Воронцова в лунном свете с короной на голове, пока до нее не дошло, что что-то не так.

Интерлюдия третья.

Крутится-вертится шар голубой. Плещутся моря, солнце всходит и заходит, растет трава и шумят деревья. В небесах близится солнцестояние и проходит парад планет. Принимают парад клоун, поэт и жница (молчит). Все очень красиво, однако радости на лицах нет, как нет. Клоун смотрит вниз, на красивый и полный суетливой жизни мир. Поэт, как и положено, смотрит на звезды. Жница никуда не смотрит – у нее не видно глаз.

Клоун (после паузы): Возможно это – последний парад.

Поэт (в ту же тему): Последний и решительный бой… Ну кто же знал, что выйдет так.

Клоун: И рвались тонкие миры… Не вышло вот, опять не вышло.

Поэт: Но кто же знал. Видать зашло так далеко, что не распутать уж вовек. Лишь разрубить!

Клоун: А это мысль.

Поэт: Да что ты! У кого достанет силы на это? Да и грязно так!

Клоун: Нам все средства хороши! Ха-ха (откровенно невесело смеется). А силы…

Поэт: Нету сил. Мне страшно, друг. Впервые страшно. Вдруг мы не устоим? И тонкие миры… все так смешалось – сон и явь. Не разберу уж. Нет, затея наша обречена была…

Клоун (сжимая кулаки): А виноват то кто?

Поэт: Я что ль?

Клоун (поворачиваясь к нему): А мож и ты!!! Вот почему б тебе вниз не пойти да не исправить клубок сплетящийся проблем?

Поэт: Так силы… Сил ведь нет.

Клоун (наступает на него): Ах, сил… Да ты… марионетка! Орудие судьбы, ничтожное, ты прах, убожество, слюнтяй, что ты забыл здесь жалкий…

Поэт: Ведь есть еще она! (указывает на жницу).

Жница: (молчит) Клоун замолкает и с побагровевшей под гримом физиономией поворачивается к жнице. Та, не реагирует.

Клоун (злобно-язвительно): Ваше святейшество…

Жница: (молчит) Клоун: Ведь вам то сил не занимать, милейшая. Что ж вы молчите, ведь нам все грозит катарсис?

Жница: (молчит) Клоун вдруг оставляет спокойствие и начинает, сжав кулаки, наступать на жницу.