Действо

Кажется, после этого сознание его все же помутилось. Очнувшись в коридоре, он не стал сидеть и ждать чего, а вскочил и побежал, выкрикивая несвязные проклятья, плача и смеясь. Он заскакивал в двери, бился лбом о стальную поверхность, запинался о ступени и падал, вновь поднимался. Он побывал в десятке квартир, он видел всякое, но мозг уже ничего не воспринимал. Лапы заплетались, шерсть застыла дыбом, а по морде расползался безумный оскал.

Именно поэтому, когда очередная дверь, открывшись, явила не следующий эпизод безумного дог-шоу, а захламленную комнату со встрепанным человеком, на лице которого отразилось безмерное удивление, Алексей Сергеевич Красноцветов сделал единственное, на что ему хватило тогда разумения.

Он громко, истерично залаял.

Тест на кретинизм.

– Значит это здесь… – сказал Александр Ткачев, заглядывая в заполненный дверями провал. Вместе с многометровой ямой они смотрелись как самый лучший на свете портал в никуда.

– Здесь, Саша, – устало сказал Алексей Красноцветов, – не поверишь, я как увидел, так чуть с ума не сошел. Прямо тут.

Сам то он на взгляд Александра выглядел вполне нормально, хоть и несколько затравленно. Но перед глазами сетевика все еще стояла безобразная сцена, когда этот самый представительный, немолодой дядька бежит к нему, пуская слюни, и визгливо лая. В тот момент чуть не пошатнулся рассудок самого Александра.

– Бывает, – сказал он, – мне и самому несладко пришлось. Как я проснулся, да увидел во что моя комната превратилась… Вы очень вовремя пришли, Алексей Сергеевич. Я уже начал подумывать, что кроме меня никого не осталось. А это… Кроме того пришлось бы ломать очередную систему, а меня тошнит от оптоволокна.

– Твое волокно, по крайней мере, не лает, – сказал Красноцветов, мрачно.

– Оно хуже, – ответствовал Ткачев, флегматично, и погрузился в тяжкие думы. Провал стал как бы точкой, в цепи странных и крайне неприятных случаев. В сущности именно в провал ухнула вся его старая жизнь, а вместо нее началось нечто совершенно новое и на жизнь не слишком похожее.

Сосед сверху по фамилии Красноцветов, напротив, похоже, прибывал в эйфории. Он выглядел очень потасканным и Александру даже не хотелось думать о том, через что ему пришлось пройти. Собачьего лая, к которому прислушивался Алексей Сергеевич, Ткачев не слышал.

– А собаки вас больше не беспокоят? – спросил сетевик, участливо.

– После того как встретил тебя – нет, – сказал Красноцветов, – и это дает мне некоторую надежду.

Череда опытов с дверьми закончилась с четверть часа назад. Двери нижних этажей никуда не вели, не обращая внимания на то, кто в них заходит. Можно было бы попробовать зайти одновременно в обе двери, но последствия такого эксперимента могли быть катастрофическими. В двери же ведущие к собакам лезть тоже не решились – Красноцветов содрогался от одного воспоминания, а Ткачев решил, что у него хватает и собственных проблем.

Они оба хотели выбраться наружу. Стены давили, и пусть вдвоем эта тяжесть была легче – совсем она не исчезала. Тем более, что Александру все время казалось, что он слышит гудение бегущей по спрятанным в бетоне проводам информации. Воспоминания об этом у него остались чрезвычайно неприятными, и отбивающие всякое желание иметь дело с чем ни будь сложнее микрокалькулятора.

– Так что же нам делать то, Саня? – спрашивал Красноцветов, пытливо заглядывая в глаза, – мы что, так и останемся здесь? Так и сгнием на этой лестничной клетке?

– Не сгнием, – хмуро ответил Ткачев, – говорите, вам рекламный листок пришел?

– Да, – сказал Красноцветов и указал в провал, – а теперь он там. Вместе с кормом.

– А что придет мне? – вопросил сетевик, запуская руку в прорезь собственного ящика.

Глянцевый листок был и здесь. Едва развернув его, Александр тут же сморщился от отвращения. Фон листовки был стилизован под зеленоватую системную плату, на которой ярко синим шрифтом parsek было написано:

"Что есть счастье? Я спрашиваю еще раз – что для вас есть счастье, стадо человечье?

Что ответите вы? Я слышу? Что? Счастье – это сочетание любви, труда и созидания?

Счастье – это посаженный дом, выращенное дерево и построенный сын?

НЕТ! Я скажу вам, что такое счастье! Истинное цифровое счастье для свободной паствы!

Откройте свои уши, откройте свой разум, вдохните полной грудью электронный ветер!

Счастье – говорю я вам – это мощный компьютер седьмого поколения и стакан водки…"

Александр резким движением смял брошюру и отправил ее следом за посланием Красноцветова. Потом обернулся к соседу и произнес:

– Мой друг Кусака, которого никогда не существовало, не колеблясь прыгнул бы в этот провал. Только для того, чтобы проверить есть ли у него дно. Вы ведь не пробовали спуститься вниз?

– У меня нет крыльев, – сказал Красноцветов, – и я боюсь высоты —Мы можем попробовать менее экстремальные способы, – со вздохом произнес Ткачев.

– И я не скалолаз, – сказал Алексей Сергеевич.

Александр Ткачев повернулся и искоса глянул на помрачневшего соседа:

– Вы никогда не пробовали передавать человека по оптоволоконному кабелю? – спросил он.