В ночь на 19-е июня с аэродрома в районе деревни Подгерб мы отправили на «большую землю» раненых, и в ту же ночь нам сбросили с воздуха продовольствие и боеприпасы. В расположении партизан мы наконец смогли приготовить по-настоящему горячую пищу, в этом большая заслуга наших снабженцев. Тыла здесь у нас, разумеется, не было, но снабженцы были и недаром рисковали жизнью вместе с десантниками. В наших войсках им всегда работалось чрезвычайно трудно. Они получали груз и без остатка его распределяли. В условиях отсутствия обоза, постоянного передвижения войск и столько же постоянных боёв никаких запасов у них быть не могло. Мы же к ним иногда предъявляли всевозможные требования. Это несправедливо. За свой сверхчеловеческий труд в сложнейшей обстановке они достойны всемерного уважения.
Штаб фронта вновь подтвердил, что прорываться через линию фронта мы должны севернее города Киров Калужской области, на участке между тригонометрическим пунктом с отметкой 230,3 справа и домом лесника слева. В соответствии с этим все наши разведывательные усилия и были направлены на восток и северо-восток. Оказывая нам помощь, партизаны, с целью введения противника в заблуждение, сосредоточили свои диверсионные действия в северном и северо-западном направлениях. В тот же день начались ожесточённые схватки партизан с противником, а между тем на направлении вероятных наших действий царило затишье. Однако и нас немцы без своего внимания не оставляли, периодически высылали к лесу бронемашину и пешие дозоры. Приблизятся они к «зелёнке», постреляют и уходят. Мы в этих случаях молчали. Так повторялось по нескольку раз в день.
В лесу, на его северо-восточной опушке, где деревья росли реже, находился безымянный хутор, весь в садах. Жителей на хуторе не было. С немецкой стороны этот хутор не просматривался, поэтому наши штабы здесь и расположились. Отсюда мы вели наблюдение за местностью.
Днем 20-го июня я вышел на свой наблюдательный пункт и как обычно находился на нём продолжительное время. Через несколько часов возвращаюсь в расположение штаба на хуторе, незнакомый мне боец в избу меня не пускает. Поднялся шум. На этот шум из избы вышел командир 1-й гвардейской кавдивизии генерал-майор Баранов. Так как мы друг друга хорошо знали, то дело быстро уладилось. Боец был выставлен на крыльце по его распоряжению. Когда я, в конце концов, всё-таки вошёл в избу, то увидел генерал-майора Казанкина. Выяснилось, что штаб 1-й гвардейской кавдивизии с трудом преодолев Варшавское шоссе, прорваться вслед за своими полками через линию фронта уже не смог, остался в немецком тылу и был вынужден отойти и укрыться в лесах. Побродив по тылам противника больше четырёх суток, штаб во главе с комдивом оказался в партизанском районе. Здесь они ещё застали нас и решили к нам присоединиться. Казанкин их принял. Всего всадников было человек сорок.
В результате боёв за Варшавское шоссе штабы кавалерийского корпуса и 2-й кавалерийской дивизии пробиться к своим не смогли, а теперь оказалось, что застрял и штаб 1-й кавдивизии. В условиях современного 6оя задачу по самостоятельному прорыву конница полноценно решить уже не могла – противоборствующие стороны имели столько автоматического стрелкового оружия, что возможности конников были практически сведены на нет. Некоторые из нас видели причину неудачного прорыва в том, что было допущено неправильное боевое построение, однако это не совсем так. Даже если бы кавалерия пошла вслед за десантниками и, допрорвав оборону противника на нашем направлении, устремилась к линии фронта, то и тогда ей пришлось бы очень тяжело. Мы в этом случае не смогли бы своевременно придти на помощь, так как скорость нашего передвижения была значительно меньше, а задерживаться им и ждать нас – опасно и бессмысленно.