Советским военнопленным, которых гитлеровская армия использовала в своих войсках, ставили на гимнастерках белой краской особые знаки, легко отличимые даже на большом расстоянии. Знаки ставились на спине гимнастёрки и на её левом рукаве, в виде квадрата размером 10-12 сантиметров. В квадрате изображалось что-то похожее на фигуру бегущего человека. Вот с такими знаками они у немцев и работали. Мы многих из этих пленных освобождали и, минуя всю «расследовательскую» процедуру, направляли в бой. Причём они и у нас действовали в гимнастёрках с нанесёнными на них масляной краской знаками. К их поведению в бою мы никаких претензий не имели. Воевали они нормально, как и надлежало советским воинам. Тех из них, кто в бою был ранен, мы направляли в госпиталь, но уже без меток на гимнастёрке, а о тех, кто погиб в бою, сообщали на родину, как и полагалось. Все эти солдаты были хорошими людьми, не по своей вине попавшими во вражеский плен; в бою они не щадили своих жизней, защищая Отечество.
Так как по мере продвижения вперёд мы стали оперировать на широком фронте, то нам пришлось сталкиваться со всеми батальонами 767-го пехотного полка.
Бывали у нас и такие случаи. Некоторые подразделения немецкого полка, уже усиленные танками и поддерживаемые артиллерией, переходили в контратаки. Их действия поддерживала бомбардировочная авиация. Происходили горячие схватки, но в итоге противник успеха не достигал, ведь его тактику мы уже хорошо изучили. Немцы продолжали воевать также как в 1941-м году, всегда начинали бой на узком участке фронта, обычно вдоль дорог или на удобной для продвижения местности. Мы этому противопоставляли свою стойкость и своё умение. Небольшие немецкие клинья мы не только отражали, но и наносили при этом серьёзный урон атакующим.
Хоть и с трудом, но мы продвигались вперёд. В то время противник всё ещё был значительно манёвреннее нас. Был он и богаче в своём техническом оснащении, тогда как нам как раз тогда не хватало на своём участке даже артиллерии. О танковой и авиационной поддержке мы и не мечтали. Эти ограничения в боевой технике и вооружении вынуждали нас вести наступление ночью, днём же мы стремились закрепиться на захваченных позициях, отражая контратаки противника. Если в первый день боя мы наступали днём, одновременно с остальными полками дивизии, то теперь ушли вперёд и оторвались от соседа слева, после чего нам разрешили действовать самостоятельно. Отставшим ставилась задача выходить на уровень с нами.
Дерзость и напористость наших бойцов в наступлении была поразительна, а в обороне они проявляли стойкость и упорство. Мы всегда были уверены в успехе и добивались его.
Вспоминаю такой случай. Командир 1-го батальона старший лейтенант Креута и его комиссар, старший политрук Гороховиков, за ночь ушли с батальоном далеко вперёд. В ходе ночного боя радиосвязь у нас с ними была нормальная. Казалось, всё идёт хорошо. Но с выводом мы поторопились. Рассвет застал батальон на неподготовленных к обороне позициях, он просто не успел закрепиться на достигнутом рубеже. Утром противник перешёл в контратаку. Связь с батальоном прекратилась. Нас это очень встревожило. Помочь попавшим в тяжёлую обстановку товарищам мы не могли, на других участках шли ожесточённые схватки и все боевые возможности полка были исчерпаны. По сути, мы только наблюдали за развитием событий и сами непосредственно готовились к бою. Однако противник на участке батальона Креуты топтался на месте. Оказалось, что боевой порядок батальона враг не смял. Его танки прошли вперёд, а пехоту наши подразделения не пустили. В итоге танки были вынуждены повернуть назад. С наступлением сумерек немецкие атаки ослабели, и батальон закрепился. Подобные случаи имели место и в других подразделениях, но там мы своевременно приходили на помощь.
На второй день боя, 18-го августа, мы потеряли командира 3-го батальона старшего лейтенанта Соловьёва, он неожиданно налетел на вражескую засаду и погиб. Для нас, знавших его, это была тяжёлая утрата. Мы лишились опытного и хорошего командира, чуткого и сердечного товарища, прекрасного во всех отношениях человека. Иван Иванович Соловьёв показал себя с хорошей стороны ещё при действиях на Смоленщине в тылу врага. Вместо него в должность комбата вступил лейтенант Рыжков, также боевой командир. За рейд по немецким тылам Рыжков был награждён орденом Ленина. Тогда он командовал ротой и особенно хорошо проявил себя в тяжёлом оборонительном бою в районе хутора Соловеньки. Вообще, несмотря на молодость, лейтенант Рыжков имел уже солидный военный опыт. Как показали дальнейшие действия батальона, мы в своём выборе не ошиблись. Вскоре лейтенанта утвердили в новой должности и повысили в звании.
День 19-го августа прошёл более или менее спокойно, нам было приказано задержаться на достигнутом рубеже. Последнее объяснялось главным образом тем, что действующий левее нас 124-й гвардейский стрелковый полк значительно отстал. Наш левый фланг оголился.