Действующие лица и исполнители. Повести

- Это папа, - объяснил Глеб. - А это вот я… Под фотографией сделали подпись: «Слева направо: сын писателя, сын сына писателя».

Тогда Глеб принес еще три семейные реликвии: он был снят с дядей и тетей, с сестрой и братом, с двоюродным братом и двоюродной сестрой. Все его сразу узнавали на фотографиях:

- Вот он! Ну как же… Вот он, присел на корточки! Почти что не изменился.

Миронова интересовалась, кем точно родственники, изображенные на фотографиях, приходятся Гл. Бородаеву, и делала подписи.

Часто к нам стали забегать ребята из других классов.

- Кто это у вас тут внук писателя? - спрашивали они. Мы указывали на Глеба.

Сперва он пригибался к парте, словно хотел залезть в нее от смущения. Но потом стал выпрямляться, уже не прятался, а протягивал руку и говорил:

- Очень приятно. Давайте знакомиться!..

Однажды на какой-то конференции старшеклассников Глеба выбрали в президиум.

И объявили, из какого он класса. Чувство законной гордости возникло в наших сердцах! Если кто-нибудь теперь говорил, что не знает Гл. Бородаева, не читал его книг, мы возмущались: «Это позор! Каждому культурному человеку известно…» На разных школьных собраниях нас начали ставить в пример другим:

- В этом классе умеют чтить память знатного земляка! В этом классе любят литературу!..

- Каждый класс, как и человек, должен иметь свое лицо, свою индивидуальность, - объяснял Святослав Николаевич. - Раньше у нас этой индивидуальности не было. Теперь она у нас есть!

- Ты заметил, что Глеб стал говорить не хуже, чем мы с тобой? - спросила меня как-то Наташа Кулагина.

«…Мы с тобой», - сказала она. Сердце мое забилось. Я смотрел на нее с плохо скрываемой нежностью.

- Теперь он все фразы дотягивает до конца. Ты заметил? Когда она обращалась ко мне, я всегда хотел сказать ей в ответ что-нибудь умное. Но ничего умного мне на ум в такие минуты не приходило. И я отвечал: «О, как ты права! Я думаю то же самое!..» - О, как ты права! - ответил я ей и на этот раз. - Глеб стал говорить так же прекрасно, как мы с тобой. Я тоже заметил.

- Слава, оказывается, излечивает человека от застенчивости, от робости, - сказала Наташа.

А я подумал: «Эту мысль она обязательно запишет в свою тетрадку. Она рада, что Глеб излечился: ведь болезнь - это плохо, а излечение - всегда хорошо!» - Он по-прежнему кормит собак? - спросила Наташа.

- Я не следил… Но я это узнаю! Клянусь, я это выясню для тебя! - крикнул я с плохо скрываемым волнением, потому что давно мечтал сделать что-нибудь для нее, выполнить ее задание или просьбу.

- Не надо узнавать, - сказала Наташа. - Может быть, ему сейчас некогда?

- О, конечно! Ведь его даже на общешкольные конференции приглашают!.. - воскликнул я.

И сразу же пожалел, что воскликнул. «Почему она так интересуется Глебом?

Женщины любят знаменитостей. Я где-то читал об этом.. Может быть, и она?..» Эта мысль заставила меня похолодеть. Но лишь на мгновение. «Нет, она не такая!.. - сказал я себе. - Просто она патриотка нашего класса. А Глеб принес классу известность, вот она и интересуется». Ревность, которая готова была со страшной силой вспыхнуть в моей груди, уступила место доверию.

Однажды на уроке литературы, когда до звонка оставалось минут пятнадцать, Святослав Николаевич сказал:

- Сегодня Глеб по моей просьбе приготовил для нас всех небольшой сюрприз: он прочтет несколько писем своего дедушки. Они адресованы родным и близким писателя. Эти материалы из семейного архива представляют большую ценность: нам станет ясен круг интересов писателя, мы заглянем в мир его привязанностей, его увлечений.

Глеб, который раньше умирал от смущения, когда его вызывали к доске, на этот раз твердой, уверенной походкой прошел между рядами парт и сел за учительский столик. Святослав Николаевич уступил ему место.

О каждом письме Святослав Николаевич говорил, что оно «очень показательно».

Если письмо было длинным, он восклицал:

- Как это показательно! Несмотря на свою занятость, писатель находил время вникать в мельчайшие проблемы быта. Отсюда мы можем понять, что он никогда не отрывался от жизни, которая питала его творчество.

Если же письмо было коротким, напоминало записку, Святослав Николаевич восклицал:

- Как это показательно! Краткость, ни одного лишнего слова… Отсюда мы можем понять, как занят был писатель, как умел дорожить он каждой минутой!

В другой раз, в конце урока литературы, Святослав Николаевич сказал:

- Давайте попросим Глеба Бородаева вспомнить какие-нибудь истории из жизни его дедушки.

Глеб опять прошел между рядами своей новой, твердой походкой, опять сел за учительский столик. Но ничего вспомнить не мог. Весь урок я боялся, что Святослав Николаевич вызовет меня к доске, и поэтому закричал:

- Поду-умай, Глеб! Вспомни что-нибудь!.. Это так интересно. Так важно!

- Вспо-омни! - стали умолять его и другие, которые боялись, что их вызовут отвечать.

- Вот видишь, какой интерес к биографии твоего дедушки, а значит, к литературе, - сказал Святослав Николаевич.

Глеб вспомнил, что однажды ходил с дедушкой в магазин. До звонка оставалось еще минут десять.