Действующие лица и исполнители

На сцене он продолжал убеждать ее в том же самом:

Я перенесся на крылах любви:
Ей не преграда – каменные стены.
Любовь на все дерзает, что возможно.
И не помеха мне твои родные…
Мне легче жизнь от их вражды окончить,
Чем смерть отсрочить без твоей любви.

В зале переглядывались… Зина преодолела себя. Она не могла подвести Андрея… И, заставив себя забыть о том, что она – Зина Балабанова, разуверившаяся в своих женских достоинствах, отвечала с восторженностью Джульетты:

Моя, как море, безгранична нежность
И глубока любовь. Чем больше я
Тебе даю, тем больше остается:
Ведь обе – бесконечны.

– Таких страстей конец бывает страшен, – в перерыве сказала Лера, повторив слова монаха Лоренцо.

Актеры, давно знавшие Зину, поглядывали на нее с удивлением и даже с претензией, будто она от них раньше что-то скрывала.

Эффектная блондинка Галя Бойкова спросила ее:

– Ты без грима?

– Как все, – ответила Зина.

Галя пригляделась к ней и недовольная отошла.

Лера согласилась пообедать вместе с Андреем и Зиной в театральном буфете.

Сидевшая за соседним столиком молодая артистка рассказывала своим подружкам:

– Только что ко мне в вестибюле подходит Пат и спрашивает: «Вы были на репетиции?» – «Была!» – говорю. «И вам это нравится?» Говорю: «Нравится!» – «Беда в том, что вам не с чем сравнивать!» – «Почему не с чем? Я сравниваю…»

– Верочка, дай мне горчицу! – попросила Зина молодую артистку.

– У нас на столе есть горчица, – сказала Лера. – И неужели рядом с Патом в театре нет ни одного Паташона?

– В смысле роста?

– Нет… в другом смысле. Он ни с кем в театре не контактируется? Проще сказать, не дружит? Хотя я сама знаю, что нет.

– К нему многие относятся уважительно, – сказала Зина.

– Не грубят ему?

– Преклоняются перед его эрудицией. Но нельзя… Как бы это тебе объяснить? Нельзя читать футболистам лекции о пользе спорта, а на поле не выпускать!

– У меня нет папиной эрудиции, – сказала Лера. – И мне не с чем сравнивать ту сцену, которую я сегодня увидела. Только я поняла, что вы покажете не просто шекспировскую трагедию, а трагедию о юных и для юных.

– Это чувствуется?! – воскликнул Андрей, не отвлекавшийся до сих пор от еды. – Я бы расцеловал вас.

– Уже?! – сказала Лера. (Андрей уткнулся в тарелку.) – На сцене вы были гораздо решительней!

– Нет, действительно здорово, если уже сейчас чувствуется, что это будет для юных! – сказала Зина. – Надо знать своих зрителей. Понимаешь?

– Понимаю, – с неожиданной грустью ответила Лера. И, обратившись к Андрею, сказала: – А вам необходима диета.

На вечернюю репетицию она тоже осталась.

Это была репетиция, которую Зина называла «реставрацией». Репетировали тот спектакль, которым Андрей начал свое знакомство с ТЮЗом.

Он бегал по сцене и умолял актеров быть обаятельными.

– Поймите, Анна Гавриловна должна всех вас любить! Иначе нет никакой трагедии… Ну, перейдет в другую школу – и все. А она не может с вами расстаться! Как с родными детьми… Но тут есть разница! Родных детей любят все равно, какими бы они ни были. А учеников только тех, которые стоят любви. Вот к вам, например, она привязана потому, что вам тяжело: неизлечимо болен отец, маленькие брат и сестра – от вас раньше времени ушло детство… А вы ей необходимы, потому что она первая разглядела ваше математическое дарование. А вы очень добры ко всем, даже к тем, кто этого не заслуживает, – и потому она к вам тоже очень добра… Только я должен поверить в то, что от вас в самом деле раньше времени ушло детство, в то, что вы действительно будущий математик, а вы и правда очень добры… Верю же я, что Зина бросится на защиту учительницы математики, которая ставила ей одни только тройки! Я верю: она выскажет в глаза все, что думает, другой математичке и даже директору школы. И не послушает тех, кто будет советовать ей «не встревать». Простите меня, пожалуйста… Я знаю, что надоели эти режиссерские «верю», «не верю», «вижу», «не вижу». Но я сейчас не могу найти других слов.

Андрей улыбнулся так честно и безмятежно, что всем захотелось выполнить его просьбу.

Когда возвращались домой, Лера сказала:

– Люди искусства умнеют в работе… Я помню, у папы был знакомый драматург. За столом он не мог связать пяти слов, а после его пьесы я целую неделю думала. Или был еще один известный актер-комик. Я помню, его пригласили на Новый год, чтобы всем было весело. А он сказал за всю ночь только два слова: «Здравствуйте!», когда к нам пришел, и «До свиданья!», когда со всеми прощался… Андрей, что вы там шепчете? Что-то, кажется, про матерей, которые бросают детей своих?…

– Готовлюсь к репетиции с Ксенией Павловной.

– К третьей… за один сегодняшний день?

– Вы же говорите, что люди искусства умнеют во время работы. Вот я и стараюсь! К тому же нам с ней послезавтра показываться.