Действующие лица (сборник)

«Ничего не бывает даром-м-морда!» —

прозвучало как бы с небес.

Возможно, из недр, похоже, своих, в общем,

вышло довольно внятно.

Точно не ангел, они молчат, но вроде бы и не бес.

Зажмурил глаза, а там никого, какие-то злые пятна.

Потягивает поверить, хорошо бы узнать, во что.

Между прочим, через неделю будет месяц до двадцать второго.

Некто, возникший словно из шляпы, предлагает сыграть в очко,

Очкастый и тухлый, как рыболов с картины В. Г. Перова.

«Господи, – говорю, – пощади. Хотя бы лет пять скости».

А он себе знай шурует повдоль, персть попирая посохом.

Красота, привычно осклабясь, пытается мир спасти

Доселе неведомым этому миру способом.

Видимость мыслей и мнимость бед непросто соединить,

Как, допустим, свинью и, скажем, кота в колеснице царя Адмета.

И всё бы сошлось по уму, по шву, но не пролезает нить,

И признаков больше, правду сказать, чем самого предмета.

Утешься впрок, упечалься вспять, незримой слезой стеки;

В этом сумраке ночи не разглядеть, в упор не ущупать фарта.

Но до двадцать второго через неделю сущие пустяки,

А там хоть чем, хоть рукой подать до света, до птиц, до марта.

* * *

По замкнутой трассе едва семеня,

С мурлом о небывшем судача,

Мой бог оказался умнее меня,

И это – навряд ли удача.

Во всём своему потакая уму,

Он то не горит, то не тонет.

Он тоньше, хотя бы уже потому,

Что лишней заботой не донят.

Незримое нечто он тайно сгустит,

Им тайно отравит фужер твой,

И слово сомлеет, и смех загрустит,

И дар твой окажется жертвой.

Он в мыслях отточием, в недрах торчком,

Он в горле, и в зеркале он же,

А я, совокупный, слабею очком

На перестраховочной лонже.

Мой ангел-хранитель, мой гений земной,

Рекущий грешно и невнятно,

Мой бог оказался не очень-то мной,

Но кто проиграл, непонятно.

«Воистину поэт: всё в дело, всё в огранку…»

Я памятник себе воздвиг.

Не наступите.

Вс. Зельченко