Действующие лица (сборник)

Один чудак моих примерно лет

По телефону раз примерно в месяц

Наладился читать свои стихи,

Довольно жизнерадостные вирши

Про горечь вечереющих очей,

Про божью персть, про звёздный перезвон,

Про жертвенные судороги Музы,

Про лавры площадного охлопута,

Склоняющего публику к свободе

Намерений, про казусы проказ,

И прочее в немилосердном духе

Воителя пристрелянных небес,

Где он один в своём кондовом праве

Тесать и прясть, лудить и фасовать,

Дабы эфирной взмыть эфемеридой

По телефону раз примерно в месяц

Примерно с той же самой ахинеей.

И эта предсказуемость повтора

И смрадный пафос горного козла

Понудили спросить его однажды:

«Ты можешь объяснить, с какой нужды

Я удостоен регулярной чести

Служить тебе наперсником?» – «Дружище, —

Он отвечал, – мы двое, ты да я,

Покажем этой шушере бездарной,

Кто в здешней филармонии хозяин!

Мы холки им намнём, оттопчем уши,

Загоним их в такие крысобойни,

Куда…» Но я прервал его: «Позволь,

Допустим, я и вправду приобрёл

Избыточной затейливостью слога

Возможность быть опознанным, но ты-то,

Кого ты хочешь перелицемерить

Одической своей белибердой?

А ежели, как сказывал твой братец,

Ты ко всему ещё и православен,

То, право, славно было бы заглохнуть

И не грузить безропотных. Прощай».

Прошло полгода или даже больше,

И вот в каком-то скверном балагане

Я, встретив брата нашего кропалы,

Спросил, превозмогая осторожность:

«А Толик где? Он что-то не звонит». —

«А Толик, так сказать, переселился». —

«Куда?» – «На Серафимовское». – «То есть?» —

«Там странная история: о чём-то

Он догадался или подсказали,

О чём-то, что всерьёз ему мешало,

Ну, скажем, жить. Он перестал писать,

Уставился в неведомое нечто

И никому ни слова, ни намёка;

А через месяц бедного замкнуло…

Да, кстати, мы тут собрались издать

Его стишки отдельною брошюрой —

Напишешь пару строчек? Он к тебе

Почти с благоговеньем относился». —

«Я тоже был к нему неравнодушен». —

«Договорились. Я перезвоню».

Тому лет восемь сотрапезник мой,

Старинный мне товарищ, между прочим,

Заметил после, кажется седьмой:

«Что напророчим, то и опорочим».

«О чём ты, я не въехал?» – «Да о том,

Что ты отнюдь не самый из поэтов,

А так, слегка мерцающий фантом,

Присяжный шут, рифмующий Рахметов».

«Да что ж тебе, – спросил я, – за корысть

Гонять понты на сокровенной жиле?

Ведь там, где ты решил меня угрызть,

Меня там нет». На том и порешили

И разошлись. Не получился шок.

Ни злой хандры, ни даже мелких колик.

Но всякий раз, как не идёт стишок,

Мне в душу лезет бедный этот Толик

И говорит так ласково, соколик:

«Ну что, старик, махнём на посошок?»

февраль 2012