Дэйвенпорты

Он резко оборвал сам себя, и Эми-Роуз испугалась, что он решил оставить ее здесь наедине с мыслями. В голове крутились предостережения Джесси, кололи ее. Дэйвенпорты будут жить своей жизнью, а она должна жить своей.

– Извини, я тут жалуюсь, что и мать, и отец оба беспокоятся обо мне, а…

Он сделал движение, как будто хотел накрыть ее ладонь своей. Эми-Роуз подумала о недолгом прикосновении в ту ночь на кухне, когда он так спешил на бал Тремейнов. Девушка взяла его за руку и нашла утешение в теплоте его ладони. Джон посмотрел на их руки:

– Мне жаль.

Эми-Роуз вспомнила тот день, когда ее мать похоронили недалеко отсюда. Все организовала миссис Дэйвенпорт. Эми-Роуз практически ничего не помнила с того момента, когда ее мать ушла из жизни, и до той минуты, когда усыпанный розами гроб с ее телом опустили в могилу. Девушка закрыла глаза и увидела свою мать, вспомнила путь, который окончился у ворот «Порта Свободы».

– Я была очень мала, когда мы с мамой приехали сюда. Мы из Сент-Люсии. Этот остров мама всегда называла домом. Я помню только то, что вокруг меня всегда полно было людей. У меня была куча товарищей по играм и взрослых, которые всячески меня баловали, хотя и шептались, что маму обманул какой-то моряк, который никогда не вернется. Они думали, что я ничего не понимаю.

Когда Эми-Роуз вспомнила, что произошло дальше, вверх по спине пробежал холодок. Дождь, ветер, шторм, которые забрали у них все. Голос ее дрогнул, когда она рассказывала об ужасных часах ожидания конца этой бури.

– Когда небо наконец прояснилось, оно стало ярким и прекрасным, будто ничего и не произошло. Бо́льшая часть нашего городка была уничтожена, даже наш дом. Мама сказала, что соседи предложили пожить у них, помочь построить новый дом. Но она ответила, что на острове слишком многое напоминало об утраченных близких.

– Значит, вы почти сразу уехали?

Эми-Роуз кивнула и улыбнулась.

– Мама сказала, что настало идеальное время для приключения. У нас почти ничего не осталось: все наши вещи поместились в один чемодан. Мой отец жил в Джорджии. – Эми-Роуз глянула на Джона. Тот, не отрываясь, смотрел на девушку. Кивнул, ожидая продолжения. – Он был белый американец. Мама часто говорила, что они влюбились друг в друга одним волшебным летом, когда у него был отпуск. Она всегда верила, что он за ней вернется. Писала ему письма, даже когда ответы перестали приходить. В моей комнате хранится целая шкатулка этих писем. На некоторых можно даже теперь рассмотреть рисунок на сургучной печати. Цветок с пятью лепестками и изящная буква G. – Эми-Роуз потеребила потрепанный уголок тетради. На нее накатила тоска, которую она редко позволяла себе чувствовать. – Только когда мы приехали на плантацию его семьи, нам сообщили, что он умер. Сказали, что лихорадка, и развернули нас.

В тот день им открыл сутулый темнокожий мужчина. Он не пригласил их войти, но сказал подождать снаружи. Они ждали. И ждали. Клара Шепард ходила взад-вперед, то и дело останавливалась, чтобы поправить воротник Эми-Роуз или велеть ей не ерзать. Казалось, прошла целая вечность, и тут дверь широко распахнулась. Эми-Роуз вцепилась в ногу матери, а Клара заговорила с показавшимися на крыльце пожилыми белыми супругами. Эми-Роуз не понравилось, как они таращились. Они хмурили брови, сжимали губы в тонкую ниточку. Только потом заговорили. Пока Эми-Роуз слушала, как мама рассказывает им знакомую историю об отце, она заглянула за дверь и увидела голубоглазую девочку старше нее, с острым подбородком и такой же россыпью веснушек. В памяти Эми-Роуз всплыли голоса этих людей, и горло сжалось сильнее. Джон все смотрел на нее. Слегка пожал ее руку.

Она бы не вынесла, если бы он еще раз сказал «Мне жаль», так что она поспешно продолжила:

– Мама была убита горем, – проговорила Эми-Роуз, не обращая внимания на то, как защипало в носу и в глазах. – Иногда я пытаюсь представить себе, как бы повернулась жизнь, если бы он был жив.

Тот день был болью Эми-Роуз и Клары Шепард. И рассказывать о нем даже сейчас было слишком тяжело. Сын белой пары был мертв и не мог стать отцом Эми-Роуз. Голубоглазая девочка посмотрела на Эми-Роуз, потом на взрослых и закричала: «Врете!» Эми-Роуз, наверное, никогда не забудет, как изогнулись губы той девочки от этого слова, как быстро ее унесли куда-то в дом. Девушка вспомнила, какой жалкой показалась тогда ей мать, когда у нее перед носом с треском захлопнулась дверь. Мать всегда клялась, что этот мужчина их любит, обязательно сдержит свое слово и когда-нибудь вернется. И вот этот мужчина оказался мертв. Скорбь отпечаталась в каждой морщинке на лице Клары, но глаза ее остались сухими и руку дочери она сжимала крепко.

– Что было потом? – спросил Джон.

– Мы много ездили, нигде не задерживались дольше нескольких дней и наконец добрались до Чикаго. Мы поехали на север. Сошли с поезда на Большом центральном вокзале. Мама слышала, что найти работу служанки проще всего, но только ваша семья согласилась взять нас обеих.

Джон улыбнулся темноте.