Но вот маленький сезон кончился, публика простилась с артистами, причем немало аплодисментов досталось на долю сияющего и счастливого любителя, и труппа возвратилась в Лондон. Молодой артист поспешил предложить свои услуги двум главным столичным антрепренерам, но ни Рич, ни Флитвуд не разделяли его мнения на успех у ипсвичской публики: им, вероятно, казались очень забавными претензии этого любителя – без «данных для сцены» играть первые трагические роли… Но они привыкли ко всему и в очень вежливой форме отклонили предложения самоуверенного, любителя. Тогда он решился выступить в маленьком театре Гудменс-Филдса.
Наконец осенью Питер не счел возможным долее сносить неурядицы столичной конторы: он сам приехал в Лондон и застал дела в полном беспорядке, а брата – больным и в какой-то особенной «ажитации». Казалось, он хотел что-то открыть Питеру и не решался этого сделать… Нервный и раздражительный Дейвид не мог дать никаких пояснений о положении дел, и Питер, махнув рукой, возвратился в Личфильд.
Между тем решительный день приближался, и совещания о выборе роли следовали одно за другим. В них участвовали, конечно, Мэклин и Гиффар, и прелестная Уоффингтон, и доктор Барроуби, и многие другие. Наконец решено было остановиться на Ричарде III Шекспира. Беседы со столичными антрепренерами не пропали даром: нужно было обращать внимание на свои «средства». «Я никогда не выбрал бы для дебюта роли, не подходящей к моей внешности, – говорил Гаррик впоследствии, – потому что, если бы я выступил в „герое“ или какой бы то ни было роли, изображаемой обыкновенно актерами высокого роста, никто не дал бы мне больше 40 шиллингов в неделю». В середине октября появилась наконец афиша, и – Боже мой! – с каким трепетом должен был читать ее молодой артист.