Кончилось тем, что Камилла унесла обеих крох на улицу.
– Как дела у вас? – поинтересовалась я.
И ее вдруг… словно прорвало. Она все говорила и говорила, слова из нее выскакивали будто сами. Что малявки плохо спят, что у Джулии началась пора ужасной ревности, а Билли вечно нет дома, и так далее. А потом она вдруг остановилась на месте, придержав коляску с девочками, и сказала:
– Чего это я, собственно, жалуюсь? Я довольна своей жизнью.
Каждый человек в чем-нибудь особенно хорош. Мне лучше всего удавалось материнство.
– Я живу той жизнью, которой хочу жить.
Причем произнесла она это с такой легкостью!
Джулии у нас было очень весело. Ей дали надеть наушники. И она стала такая забавная – в крохотном платьице и с «банками» на ушах. Волосы у нее были тогда еще совсем светлыми. А ножки – такими коротенькими, что даже не сгибались в коленках, когда она садилась, а торчали спичками вперед.
Я уже… Я никогда ему не говорила, но однажды утром у него на тумбочке заметила письмо от его мамы. Я даже не думала совать туда нос, но оно лежало прямо передо мной, и несколько строчек торчали наружу из конверта. Его матушка писала, что если он по-настоящему, мол, любит «эту девушку», то должен ей сделать официальное предложение. И меня это просто выбило из равновесия.
– Скажи, а что бы ты подумала, если бы я спала с Грэмом?
Она сняла солнечные очки и посмотрела мне в глаза:
–
– Ну да,
– Если ты сделаешь больно Грэму, то я тебя убью.
– А тебя не беспокоит, что Грэм тоже может сделать мне больно? – парировала я.
– Если Грэм разобьет тебе сердце, – ответила она, – то я его убью. Можешь не сомневаться. Но мы с тобою обе знаем, с какой стороны это может произойти.
Я восприняла ее слова немного в штыки, но Камилла все равно не изменила своей позиции. В отношении кого угодно она всегда очень хорошо знала, кто и что должен делать, и не стеснялась высказываться напрямик. И на самом деле страшно раздражало то, что она в итоге оказывалась права. И то, как она потом не упускала случая обмолвиться: «А я тебе говорила». Вот делаешь что-нибудь, чего она не советовала, и ничего не получается. И сразу начинаешь ежиться в ее присутствии, ожидая в любой момент услышать: «Я же тебе говорила». Причем ей всегда удавалось обронить это именно в тот момент, когда ты оказывался без защиты.
– Грэм уже взрослый человек. Он сам способен справиться с тем, во что ввязался. И не мне решать за него.
– Нет, тебе, – возразила Камилла.
– Нет, не мне, – твердо ответила я.
– Нет, тебе.
От нечего делать я заглянула в контрольную комнату и спросила у Джулии, не хочет ли она печенья. Та стянула с головы наушники и ответила:
– А мне папа разрешит?
Это было так мило!
Тогда Тедди наклонился к кнопке связи и сказал:
– Джулия интересуется, можно ли ей поесть печенья.
Билли в своей кабинке тоже подался к кнопке и ответил: