Декабрь без Рождества

«Ведь ты знаешь, что любой честный человек может выслужить и дворянство и титул? — мать была мягко настойчива. — Любой француз, не так ли? Дворянское сословие всегда пополнялось. Но множить его может лишь законный Государь. Узурпатор способен плодить лишь поддельных герцогов. Если тебе скажут — он был коронован, не слушай этого. Не дай себя смутить — с таким же успехом можно было короновать кошку. Для коронации надлежит иметь права. А их не было и не могло быть».

«Матушка… Если бы, если бы Папа пошел на смерть, но не принял в этом части! — отчаянно выплеснул свой самый страшный соблазн Робер. — Врагам меня не смутить, но насколько бы легче было на душе, если б не это!»

«Ты растешь в мутные времена, — мать горько вздохнула. — Верно, мы худо молились — не заслужили Папы-мученика! В годы моей молодости все было так просто: были мы — и были они. А теперь они наряжаются в титулы и лезут в катехизис. Но сему придет конец!»

Русские войска вошли в Париж. Впервые в жизни наблюдая непривычную греческую литургию под открытым небом, Робер не мог понять своих чувств. Да, завоеватели. Но ведь и избавители тоже. В те дни он не мог знать, что Император Александр спас Францию от хищного расчленения союзниками. Русские… Кто мог знать, сколь связана с ними окажется его судьба?

— Да вы, отец, обнимаетесь с Морфеем!

— Что же, сии объятия нам не запрещены, — парировал аббат Сеше, поднимаясь навстречу аббату Морвану. — Не обессудьте, отец, устал как собака, вот и разморило. Чего только ни повидал во сне — и милую Нормандию, и казаков на Монмартре.

Шутки да смех — как еще могут приветствовать друг дружку молодые и беззаботные светские львы? Глядя на Морвана и Сеше рядом, никто не угадал бы, который из них будет по рождению крестьянин, а который — маркиз. Сутана выстраивает всех одинаково. Даже если не очень часто доводится ее носить.

— Сударь, ваши пилюли, — с улыбкою подбежала девушка, протягивая изящно обернутую в бумагу и повязанную ленточкой коробочку.

— Благодарю, моя милая, — улыбнулся в ответ отец Робер.

— Заходите к нам еще!

Иезуиты вышли из аптеки в морозный день.

— Итак, отец, вы сегодня мерзли не зряшно.

— В отличие от двух предыдущих дней. — Отец Робер пнул ногою подвернувшуюся льдинку. — Мне удалось присутствовать при беседе заговорщиков в ресторане. Похоже, худо оборотилось добром. Вместо молодого и благочестивого Императора сел вздорный и непредсказуемый. Сие, конечно, может дурно отразиться на успехе нашей миссии. Но вот для наших друзей, а в конечном счете — и для всего христианского мира, мы можем, как это русские говорят, увидеть бочку меда помимо ложки дегтя. Они деморализованы быстрой повсеместной присягой в столице. Едва ли теперь вспыхнет мятеж.

— Русские иначе говорят насчет бочки и ложки. Пословицы трудны для понимания. Ну да не в том суть.

— Вот напасть, куда теперь девать эти дурацкие пилюли. — Отец Робер пытался на ходу упихнуть изящный сверточек в карман.

— В пансионе пригодятся кому-нибудь, — отмахнулся аббат Морван.

— Трачу какую-то пропасть денег, половину зряшно, — продолжал досадовать другой иезуит. — Ну, для чего эта ваша причуда — чтоб брать в ресторане непременно самые дорогие блюда?

— А для того, что в сыске подозревают как раз тех, кто заказывает скромные кушанья, — серьезно возразил аббат Морван. — В кутиле никто не заподозрит шпиона. Забудьте об этих тратах, отец. Там, откуда взяты деньги, их еще не меряно. Но, возвращаясь к нашим баранам…

— Ревенируя к нашим мутонам, — произнес аббат Сеше по-русски.

Оба рассмеялись. Это было старое школярское развлечение — запихивать лексику родного языка в грамматические формы изучаемого.

— Что еще? — посерьезнел Морван.

— Еще немало. Почти наверное я понял, что меж собою они не стыдятся совершённого убийства.

— Все ж-таки убийство? — аббат Морван стиснул зубы.

— Да.

— Не знаю, бить ли отбой. Об этом посоветуется с русскими нашими друзьями. У меня так на сердце неспокойно. В столице — масон высочайших посвящений. Зачем? Чтобы так вдруг да отказались враги от смуты? Нет, не верю.

Веселый зимний Невский проспект тек мимо них нарядною, зимней, бурною рекой. Тяжелозвонко скакали породистые лошади, трусили наемные работяги. Цвели северными розами девичьи разрумянившиеся щеки в овальном обрамлении разноцветных капоров, нестерпимо ярко сверкал на солнце лед. Круглые афишные тумбы, косо нахлобучившие свои снежные шапки, сулили театралам встречу с Колосовой. Откуда-то тянуло горячим хлебным духом.

— Каждый раз поражаюсь, глядя на довольство мирной жизни, — вроде бы невпопад заговорил аббат Сеше. — Отчего люди не ценят каждого ее мгновения, не наслаждаются им во всей полноте? А ведь оное — карточный домик. Ткни перстом злой воли — развалится. И за хлебом будут стоять «хвосты», вместо римского права воцарится произвол, и страх выстудит каждый дом — не придут ли к тебе нынешней ночью, доживешь ли ты до утра?