Перевод на юг, в армию был чем-то вроде почетной ссылки. Два года Орлов прожил в Киеве, занимая должность начальника штаба при 4-м корпусе, которым в то время командовал Н. Н. Раевский. В 1820 г. Орлов получил командование 16-й дивизией, переехал в Кишинев и быстро стал центром притяжения для политических вольнодумцев. «Прискорбно казалось не быть принятым в его доме, а чтобы являться в нем, надобно было более или менее разделять мнение хозяина… Два демагога, два изувера, адъютант [К. А.] Охотников и майор [В. Ф.] Раевский с жаром витийствовали. Тут был и Липранди… На беду попался тут и Пушкин, которого сама судьба совала в среду недовольных. Семь или восемь молодых офицеров Генерального штаба известных фамилий, воспитанников московской муравьевской школы… с чадолюбием были восприняты. К их пылкому патриотизму, как полынь к розе, стал прививаться тут западный либерализм. Перед своим великим и неудачным предприятием нередко посещал сей дом с другими соумышленниками русский генерал князь Александр Ипсиланти… Все это говорилось, все это делалось при свете солнечном, в виду целой Бессарабии»[25]
,— писал в своих злобных записках реакционер Ф. Ф. Вигель. Планы греческого военного переворота и планы военного выступления в России обсуждались в одном и том же месте — в доме Михаила Орлова.Военный переворот опирается на восставшую массу солдат. Михаил Орлов, любимый в армии, стал организовывать пропаганду. Замечательны его приказы по полку. В первом приказе от 3 августа 1820 г. он обращает внимание на частые побеги солдат и для прекращения их требует от командного состава полка отказа от «дисциплины, основанной на побоях». «Я почитаю великим злодеем того офицера, который, следуя внушению слепой ярости, без осмотрительности, без предварительного обличения, часто без нужды и даже без причины употребляет вверенную ему власть на истязание солдат». Приказ этот велено было прочесть в каждой роте, и «буде рота рассеяна по разным квартирам, то сделать общий объезд оным». В армии того времени такой приказ был неслыханным новшеством. 6 января 1822 г. (много позже семеновского восстания, не испугавшего Михаила Орлова) он подписал еще более решительный приказ — отдать под суд некоторых жестоких в обращении с солдатами офицеров дивизии. «В Охотском пехотном полку гг. майор Вержейский, капитан Гимбут и прапорщик Понаревский жестокостями своими вывели из терпения солдат. Общая жалоба нижних чинов побудила меня сделать подробное исследование, по которому открылись такие неистовства, что всех сих трех офицеров принужден представить к военному суду. Да испытают они в солдатских крестах, какова солдатская должность. Для них и для им подобных не будет во мне ни помилования, ни сострадания». В этом же приказе приносилась благодарность нижним чинам за прекращение побегов.
Одновременно в «орловщине» — так называли 16-ю дивизию настороженные недоброжелатели — велась усиленная агитационная работа среди солдат и юнкеров посредством ланкастерских школ. Душой этой агитации был друг Орлова майор Владимир Федосеевич Раевский, принятый в Союз благоденствия в марте 1820 г.
В прописи, составленной для солдат, Раевский вставлял слова, связанные с революцией, рассказывал о перевороте в Испании. В поданном царю докладе по делу Раевского говорилось: «Для обучения солдат и юнкеров вместо данных от начальства печатных литографических прописей и разных учебных книг Раевский приготовил свои рукописные прописи, поместив в оных слова «свобода, равенство, конституция, Квирога, Вашингтон, Мирабо».
На следствии было показано, что В. Ф. Раевский говорил: «Между солдатами и офицерами не должно быть различия, а равенство должно быть, потому что природа создала нас одинаковыми… кто дал вам право наказывать солдат? Они такие же люди, как и мы».
Капитан Надежный показал, что «во время происшествий италианских неоднократно видел… как Раевский при чтении журналов в квартире аудитора Круглова восхищался и изъявлял желание, чтобы такие новости завести и в России». В вытребованных Следственной комиссией «географических» тетрадках ланкастерской школы значилось: «Конституционное правление есть то, где народ под властью короля или без короля управляется теми постановлениями и законами, кои он сам себе назначил, и представители от народа охраняют святость своих законов. Это правление есть самое лучшее, новейшее». Раевский не скрывал своего сочувствия семеновскому восстанию: сейчас же после него он говорил публично: «Семеновцы — молодцы!», «Жаль, что меня там не было, я бы их поддержал». Своих солдат он призывал с оружием в руках идти «за Днестр». Раевский пользовался огромной популярностью среди солдат. Вся его агитация была явно направлена к подготовке военного выступления.