Декабристы

После Московского съезда слежка за подозрительными элементами еще более усилилась. В Коренном совете Союза благоденствия оказался предатель — М. К. Грибовский, который написал правительству подробнейший донос о тайном обществе. В мае 1821 г. этот донос А. X. Бенкендорф, будущий шеф жандармов, передал Александру I. По-видимому, вместе с доносом была передана императору и первая часть «Зеленой книги», которую тот по прочтении дал для ознакомления цесаревичу Константину (тот даже возил ее в Варшаву). Но судебного дела не последовало по той причине, что факт продолжения деятельности тайного общества после Московского съезда 1821 г. остался неизвестным доносчику; он сообщил об обществе как о ликвидировавшемся и добавил, что «при судебном исследовании трудно будет открыть теперь что-либо о сем обществе: бумаги оного истреблены и каждый для спасения своего станет запираться». Правительство Александра I воздержалось от судебного следствия, но усилило наблюдение за названными в доносе людьми. Среди них было имя Михаила Орлова. Шпионы внимательно следили за ним, и случай, который можно было использовать как повод для отстранения его от командования, скоро представился. Случай этот был для царского правительства чрезвычайно тревожным: солдатская масса начала заявлять о своих правах, проявлять инициативу и оказывать сопротивление начальству. В декабре 1821 г. в одной из рот Камчатского полка, входившего в состав 16-й дивизии, произошли волнения. Полк был расквартирован около Кишинева. При сборе полка на инспекторский смотр одна из рот полка остановилась в десяти верстах от города; подошло время получать провиант; артельщик роты, получив ассигновку, отправился в город и, так как людей кормили на квартирах, продал провиант, как эю и полагалось делать в таких случаях. Возвратясь в деревню, он не явился к капитану — командиру роты, так как хотел всю вырученную сумму полностью сохранить для солдат. «Экономические деньги» за провиант полагалось частью раздавать на руки, частью причислять в артельные суммы; ротные же командиры обычно пользовались этими деньгами для себя, что вызывало ропот солдат. Капитан узнал, что артельщик вернулся, послал за ним и потребовал деньги, но тот объявил ему, что «рота не приказала отдавать ему, а распределила их по капраль-ствам». Возмущенный капитан велел приготовить палки, но когда вестовые вывели артельщика для наказания, солдаты ворвались во двор и потребовали отмены наказания. Капитан отказался выполнить их требование; тогда солдаты закричали, что наказывать не дадут, так как «артельщик исполнил их приказание», вырвали у вестовых палки, переломали их, а артельщика увели с собой. Испуганный событиями капитан через своего денщика «представил роте, что может ожидать ее, когда все это огласится». Последствием было «примирение» капитана с ротой. Прошло дней десять. На инспекторском смотре случай этот стал известен Орлову. Расследование его Орлов поручил бригадному командиру П. С. Пущину, а сам уехал в Киев. «Грядущий Квирога» не торопился с расследованием. Между тем события в полку стали известны высшему начальству, в Кишинев нагрянул корпусный командир Сабанеев и стал производить расследование. Примечательна та быстрота, с которой начальство связало происшествия в Камчатском полку с пропагандой Раевского в армии через ланкастерские школы: очевидно, сведения о пропаганде уже давно были в распоряжении начальства.

Неоценимую услугу Южному обществу оказал в то время А. С. Пушкин. Он жил на квартире наместника Бессарабии Инзова, и ему удалось подслушать разговор Инзова с корпусным командиром Сабанеевым о готовящемся аресте Владимира Раевского. Пушкин тайно предупредил своего друга, и тот успел уничтожить многие компрометирующие бумаги. 6 февраля 1822 г. Раевского арестовали по обвинению в пропаганде среди солдат.

Этот арест мог бы привести к провалу всей организации, но этого не случилось. Раевский проявил удивительную стойкость: заключенный в тюрьму, подвергавшийся при производстве судебного дела «не только строгим, но и жестоким средствам», он все же не выдал никого.

Скажите от меня Орлову,
Что я судьбу свою сурову
С терпеньем мраморным сносил,
Нигде себе не изменил,—

писал Раевский из тюрьмы товарищам.

Четыре года он провел в тюрьме под угрозой смертного приговора, прошел через пять военно-судебных комиссий и только после восстания 1825 г. следствие по делу декабристов начало выяснять его роль в тайном обществе. Лишь в 1827 г., через два года после восстания, дело его было закончено. Он был лишен чинов и дворянства и сослан в Сибирь на поселение (в село Олонки близ Иркутска).