Декабристы. Актуальные направления исследований

В романе «Иван Выжигин» (1829) Ф. В. Булгарин представил Мордвинова в сатирическом виде под именем «Чувашин». Это была новая, периода николаевского царствования, литературная мода в отношении Мордвинова, которую ввел тайный агент III отделения. О Чувашине Булгарин писал в своем романе: «…достигнув заслугами отца высоких степеней в самых молодых летах, он помешался от самолюбия и верил от чистого сердца, что поглотил всю человеческую мудрость. Воспитанный с иностранцами и живя всегда в высшем кругу, черпая сведения о разных предметах из иностранных книг, он не знал России и смотрел на нее во всех отношениях через призму иностранного просвещения[986]. На старости в голове его слились в одну массу все теории, все иностранные законы и уложения, вместе с тем что он узнал понаслышке о России, и из этого вышел такой хаос, что добрый старик, при самых лучших намерениях, беспрестанно делал глупости. Долгое время в свете не знали его, и добрые намерения принимали за великие дела. Наконец, узнали, что это не что иное, как опрокинутый шкаф с недочитанными книгами!» О неподкупной честности Мордвинова, воспетой русскими поэтами, и его знаменитых «мнениях» в романе говорилось: «Чувашин был явным покровителем всех семейных взяточников и защищал их, где мог и как мог. Многие взяточники нарочно женились, чтоб пользоваться его покровительством, и за то писали для него мнения, которые он выдавал за свои <…> Чувашин, имея доброе сердце, делал зло из одного тщеславия и желания – прослыть Публиколою!»[987]

В этой связи следует отметить, что о деятельности Мордвинова сохранились как самые восторженные, так и резко негативные отклики. По замечанию М. Г. Фивейской, негативные отзывы о Мордвинове постепенно сосредотачивались у тех авторов и в тех изданиях, где речь шла о Ф. Ф. Ушакове, А. В. Суворове, Г. А. Потемкине, русско-турецкой войне 1787–1791 г.[988] Таким образом, критическое воззрение на военную, государственную и общественную деятельность Мордвинова существовало в какой-то части русского общества.

Но имела ли право цензура выпустить в публику столь оскорбительные выпады в отношении чиновника высокого ранга и значительных перед Россией заслуг – в таком виде, как в романе Булгарина? На такой шаг мог решиться лишь человек, уверенный в своей полной безнаказанности. Сатиру на Мордвинова Булгарин сочинял в расчете на одобрение императора. Его надежды вполне оправдались, и «Иван Выжигин» был высоко оценен Николаем I. Император рекомендовал роман для прочтения даже сидевшему в крепости декабристу А. О. Корниловичу: «Это его развлечет»[989].

Сложившаяся ситуация покажется особенно примечательной, если вспомнить ту бурю, которая поднялась после публикации в 1836 г. стихотворения Пушкина «На выздоровление Лукулла» (1835) – сатиры на министра народного просвещения С. С. Уварова. Стихотворение вызвало неодобрительный отзыв Николая I, и Пушкин был вынужден давать объяснения Бенкендорфу. После смерти поэта В. А. Жуковский с болью писал об этом эпизоде шефу жандармов: «Но что же эти стихи к Лукуллу? Злая эпиграмма на лицо, даже не пасквиль, ибо здесь нет имени»[990]. В романе об Иване Выжигине, напротив, были видоизмененные, но вполне узнаваемые имена. III отделение это, однако, не обеспокоило.

Сатира Булгарина должна была бы вызвать возмущение в какой-то части русского общества – она его и вызвала, судя по чрезвычайно резким отзывам о романе, которые высказали Пушкин, И. В. Киреевский, Н. И. Надеждин. Любопытную реплику по поводу сатиры Булгарина дал Жуковский в первом варианте своего письма к А. Х. Бенкендорфу о закрытии в 1832 г. журнала И. В. Киреевского «Европеец». Эта редакция письма Жуковского была написана по свежим следам события в середине февраля 1832 г., а напечатана в 1896 г. П. И. Бартеневым практически без комментария. В ней Жуковский, подробно остановившись на статье И. В. Киреевского «“Горе от ума” – на московской сцене», превратно истолкованной остзейской верхушкой III отделения, напомнил об «Иване Выжигине»: «Между тем есть у нас романы, в коих… под вымышленными именами обруганы некоторые из живых людей, занимающих в обществе почетное место; эти имена не напечатаны, но были распущены под рукою, и в некоторых вымышленных есть сходство с настоящими. Через это книги получили ход, были раскуплены, и из десяти читателей, конечно, один знал, кого разумел в ругательстве своем автор»[991]. Это был очень прозрачный намек на предвзятое отношение III отделения к статье Киреевского, о которой ходила молва, что именно она была поводом к закрытию журнала «Европеец», и на особые права, имевшиеся у Булгарина на обличение неугодного Мордвинова.