В то же время Торсон, мечтавший о новом кругосветном плавании, вряд ли отказался бы от него, чтобы вместо этого вывезти за границу императорскую фамилию. По-видимому, он собирался участвовать и в том, и в другом плаваниях. В этом не было ничего необычного: бывали случаи, когда офицеры участвовали в летних плаваниях по Балтийскому морю и в том же году получали назначение в кругосветную экспедицию, отправлявшуюся в августе-сентябре. Чтобы не помешать кругосветной экспедиции, плавание Торсона с императорской фамилией должно было продолжаться сравнительно недолго.
Повторяющиеся в показаниях декабристов формулировки «в чужие края» и «за границу»[1678]
показывают, что речь шла именно о территории другого государства, а не о российских владениях, пусть даже и отдаленных. Члены Южного общества, которым были известны планы Рылеева и которые особенно интересовались этими планами в связи с предполагаемыми совместными действиями Северного и Южного обществ, дали уточняющие показания о том, куда предполагалось вывезти императорскую фамилию. «Царствующую фамилию, – сообщал П. И. Пестель, – хотели посадить, всю без изъятия, на корабли и отправить в чужие краи, куда сами пожелают»[1679]. «Меры, предлагаемые Северной директорией, были: лишить жизни государя, а остальных особ императорской фамилии отправить на кораблях в первый заграничный порт», – писал М. П. Бестужев-Рюмин[1680]. Торсон, пересказывая Н. А. Бестужеву разговор с Рылеевым, сообщил, что тот «хочет в случае несогласия высочайших особ императорского дома на законные постановления доставить им средства выехать на флоте за границу»[1681]. Такая формулировка по смыслу совпадала с показанием о вывозе членов императорской фамилии «куда сами пожелают».Ближайшим к Петербургу и Кронштадту иностранным портом был Стокгольм, однако вряд ли императорская фамилия согласилась бы отплыть в страну, с которой издавна привыкла враждовать и в которой правил не представитель старинной династии, а бывший маршал Наполеона. Следующими были порты Германии. Именно туда пожелали бы удалиться Романовы, связанные родственными узами с германскими династиями.
Великий князь Николай Павлович был женат на прусской принцессе Шарлотте, получившей при переходе в православие имя Александры Федоровны, и поддерживал отношения со своим тестем, прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III. Николай Павлович и Александра Федоровна ездили в Германию в 1820–1821 гг., а в 1824 г. решили отправиться туда морем. Для доставки великокняжеской четы был назначен 84-пушечный линейный корабль «Эмгейтен», до этого предоставленный Торсону для осуществления его кораблестроительных проектов[1682]
. Вместе с «Эмгейтеном» в плавании участвовал шлюп «Мирный». Корабли отошли от Кронштадта 24 июля 1824 г. и 6 августа были уже «у мекленбургских берегов». Николай Павлович и Александра Федоровна 10 августа высадились в Варнемюнде, а «Эмгейтен» и «Мирный» пошли дальше – в Росток. Обратное плавание кораблей в Кронштадт завершилось 30 августа[1683]. Путь до Ростока и обратно занял немногим более месяца. Так же должно было произойти, согласно планам Рылеева, и изгнание императорской фамилии из России после победы революции. Если бы Романовы были вывезены из России на корабле и им предложили выбрать ближайший заграничный порт, они пожелали бы отправиться в Пруссию к родственникам Александры Федоровны, избрав для этого Росток или какой-либо другой из германских портов.Команды «Эмгейтена» и «Мирного» состояли из офицеров и матросов Гвардейского экипажа. На «Эмгейтене» находился мичман П. П. Беляев[1684]
, на «Мирном» – лейтенанты А. П. Арбузов[1685] и А. Р. Цебриков[1686], мичман В. А. Дивов[1687]. Позднее императрица Александра Федоровна, узнав об участии Гвардейского экипажа в восстании, ужасалась, что «оказались изменниками» офицеры, сопровождавшие ее и Николая Павловича в плавании[1688]. Для будущих декабристов плавание в Росток в 1824 г. было как бы репетицией возможного вывоза императорской фамилии за границу в случае успеха восстания.Пятую главу под названием «Морское общество никогда отдельно от Северного не существовало» А. Г. Готовцева и О. И. Киянская начали с рассуждения об упадке русского флота в 1820-х гг. и рассказа о В. М. Головнине, известном кругосветном мореплавателе. «Головнин, престарелый и заслуженный вице-адмирал, не имевший отношения к заговорщикам, – сообщили авторы, – настолько ненавидел власть, что, по некоторым сведениям, “предлагал пожертвовать собою, чтобы потопить или взорвать на воздух государя и его свиту при посещении какого-нибудь корабля”» (172).