Декабристы и Франция

Другой мерой, призванной укрепить единство нации, была борьба Робеспьера против культа Разума и установление им культа Верховного существа. Отказ от дехристианизации Франции был продиктован у Робеспьера не столько собственными религиозными взглядами, сколько, как он полагал, общенародными интересами. «Я был плохим католиком, – говорил он, – но тем более я предан идеям нравственным, идеям политическим». И далее, вслед за Вольтером: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». В атеизме Робеспьер видел проявление аристократизма, своего рода интеллектуальную игру элитарных умов, а в религии – глубокую связь с народом: «Атеизм аристократичен; идея “верховного существа”, охраняющего угнетенную невинность и карающего торжествующее преступление, – это народная идея»¹¹¹.

Культ Верховного существа должен был стать единственной общегосударственной религией. Свобода культов фактически отменялась под предлогом возможных заговоров. «Я опасаюсь, – говорил Робеспьер, – как бы заговорщики не извлекли из конституционной статьи о свободе культов средство уничтожить общественную свободу; я опасаюсь, как бы эти люди, пожелавшие образовать контрреволюционные ассоциации, не скрыли их под религиозной формой»¹¹². И хотя Робеспьеру не удалось формально декретировать отмену статьи о свободе вероисповедания, тем не менее, как показал А. Олар, «культ Верховного существа был настоящей государственной религией»¹¹³.

Таким образом, якобинская диктатура помимо мер чисто репрессивного характера осуществляла широкую национально-культурную политику, направленную на создание нового государства на единой национальной основе. Новое территориальное деление, общий для всех французский язык, новая религия, новые законы – все это должно было сформировать и новую французскую нацию, свободную от многовековых наслоений социального зла.

* * *

Без учета всего этого трудно понять, почему Пестель восхвалял деятельность якобинского правительства и почему в его «Русской правде» уделено много внимания аналогичным проектам. Замышляемое им широкое и коренное преобразование России предполагало и создание новой русской нации, в которую должны были влиться все народы, населяющие Россию.

В качестве единой национально-культурной основы Пестель предлагал древнерусские традиции. Он был одним из творцов национального мифа, пропагандируемого декабристами. Согласно этому мифу, Древняя Русь – страна высоких гражданских добродетелей. Стилистическим средством создания мифа, как и во время Французской революции, служила смесь античной символики с общественно-политической терминологией XVIII в. Приравнивая древний Новгород к античным городам-государствам, Пестель писал: «Я вспоминал блаженные времена Греции, когда она состояла из республик, и жалостное ее положение потом. Я сравнивал величественную славу Рима во дни республики с плачевным ее уделом под правлением императоров. История Великого Новгорода меня также утверждала в республиканском образе мыслей» (IV, 91).

Политическое устройство древнерусских городов-республик Пестель описывает в системе современных ему государственно-правовых понятий: «Когда государства так еще были малы, что все граждане на одном месте или небольшом поле собираться могли для общих совещаний о важнейших государственных делах, тогда каждый гражданин имел голос на вече и участвовал во всех совещаниях народных, демократия существовала тогда» (VII, 188).

Материализуя политический идеал в историческом прошлом, Пестель как бы создает прецедент того государственного устройства, к воплощению которого он стремится. Гражданская свобода признается исконно существующей, и движение к ней мыслится как восстановление национальных традиций. Поэтому новое по сути государство должно обрести, как считал Пестель, старые, а точнее специфически национальные черты, «чтобы обитатели целого пространства Российского государства все были русские». Для этого он предлагал следующие меры: «…чтобы, во-первых, на целом пространстве Российского государства господствовал один только язык российский <…> во-вторых <…> Так как ныне существующее различие в названиях народов и племен, Россию населяющих, всегда составлять будет из жителей Российского государства отдельные друг от друга массы и никогда не допустит столь для блага отечества необходимого совершенного в России единородства, то чтобы все сии различные имена были уничтожены и везде в общее название русских воедино слиты. В-третьих: чтобы одни и те же законы, один и тот же образ управления по всем частям России существовали и тем самым в политическом и гражданском отношениях вся Россия на целом своем пространстве бы являла вид единородства, единообразия и единомыслия» (VII, 149).

Высшие государственные органы власти получают русифицированное название: законодательная власть – «Народное вече», исполнительная власть – «Державная дума». Петербург переименовывается в Петроград, а столица переносится в более «русское» место, Нижний Новгород или Москву.