Декабристы и Франция

Определив это суждение как «странное», Муравьев ограничился лишь малозначительным возражением: «Никто, кроме г-на Лаверна, не взялся бы угадывать намерения Провидения, облегчать их исполнение и отвращать дурные последствия, от них произойти могущие». Правда, будущий декабрист заранее оговорился: «Когда он (т. е. Лаверн. – В. П.) писал сию книгу (в 1809), в Европе свирепствовала еще та ужасная сила, которую Франция получила от революции»¹⁷⁹.

Делая это указание, Муравьев как бы поясняет читателю смысл приводимой цитаты: революция – это орудие, которым Провидение ведет людей к намеченной Им цели, а так как в 1809 г. Франция претендовала на мировое господство, то это и было подано как воля Всевышнего. Понятно, что сразу же по низвержении Наполеона такая точка зрения действительно должна была казаться по меньшей мере странной, как и объяснение самоубийства Питта – Божьей карой за его борьбу с Французской революцией.

Но думается, что дело не только в этом. Муравьев не приемлет всю концепцию фатальности революции, т. е. представления о ней как о едином сверхъестественном событии. А это, в свою очередь, заставляло его всерьез размышлять о причинах и характере революции. Появившаяся в 1818 г. книга Мадам де Сталь «Рассуждения о главных событиях Французской революции» давала обильную пищу для подобных размышлений.

Можно предположить, что именно де Сталь для декабристов воплощала либерализм, хотя формально она не принадлежала ни к одной из либеральных партий во Франции¹⁸⁰. Во всяком случае декабрист П.Н. Свистунов был убежден, что «слово libéral употребила первая г-жа де-Сталь»¹⁸¹. Это убеждение было несомненно отголоском тех разговоров, которые велись на рубеже 1810-1820-х гг. в России вокруг ее книги¹⁸².

Самым горячим пропагандистом этой книги в России был Н.И. Тургенев. Начав читать ее 11 сентября 1818 г.¹⁸³, декабрист, дойдя до второго тома и не в силах сдержать восторга, записал в дневнике: «Главная же черта, отличающая эту книгу от многих сего рода, есть: постоянная любовь к свободе, любовь и уважение к человечеству, представление необходимою нравственности как в жизни частной, так и в политике»¹⁸⁴. В письме к брату С.И. Тургеневу от 16 октября Тургенев писал: «Я читаю теперь M[ada]me Staël о революции. Пропасть ума и в особенности благородства, и по сему я думаю, что сия книга будет иметь свое действие, обескуражит бездельников хотя немного и подкрепит людей честных»¹⁸⁵.

Такое отношение Тургенева к «Рассуждениям» де Сталь находило широкий отклик у либерально настроенной молодежи тех лет. В письме к П.А. Вяземскому от 13–15 сентября 1825 г. А.С. Пушкин, защищая де Сталь от нападок на нее А.А. Муханова, писал: «M-d Staël наша – не тронь ея»¹⁸⁶. Л.И. Вольперт так прокомментировала эту фразу: «Одно емкое, эмоционально насыщенное местоимение и вся система воззрений Жермен де Сталь оказалась включенной в мир Пушкина. Но Пушкин включил де Сталь не только в свой мир. Не “моя”, а “наша”, множественное число знаменательно: де Сталь принадлежит ко всему лагерю мыслителей, как французских, так и русских, близких по взглядам Пушкину»¹⁸⁷.

Г.С. Батеньков на следствии показывал, какое впечатление произвела на него книга де Сталь о революции: «Голова и сердце мое, кои легко, хотя и ненадолго, получают внешние впечатления, исполнены были славолюбием, величайшим уважением к английской конституции и совершенною ненавистью к конституции 1791. Я предавался мечтаниям о России под представительным правлением, воображал себя то оратором оппозиции, то министром и находил, что для меня величайшее счастье состояло бы в том, чтобы дожить до сего порядка вещей» (XIV, 103).

Примеры подобного рода легко можно умножить. По количеству откликов у декабристов де Сталь занимает, безусловно, лидирующее положение из всех французских мыслителей. Этому способствовали не столько идеи ее произведений, сколько их язык, емкий и афористичный, а также ее присутствие в России в 1812 г. «Рассуждения», подобно грибоедовскому «Горю от ума», разошлись на поговорки, любимой из которых стал знаменитый афоризм: C’est le despotisme qui est nouveau, et la liberté qui est ancienne¹⁸⁸.

У нас нет прямых свидетельств чтения Муравьевым книги де Сталь. Однако с учетом вышеизложенного вряд ли можно в этом сомневаться. К тому же есть косвенные данные, которые это подтверждают. И.И. Пущин вспоминал, как он, опровергая подозрения Пушкина, объяснял ему свое присутствие у Н.И. Тургенева: «На днях был у меня Н<иколай> Тургенев; разговорились мы с ним о необходимости и пользе издания и возможно свободном направлении; тогда это была преобладающая его мысль. Увидел он у меня на столе недавно появившуюся книгу m-me Staël «Considération sur la Révolution française» и советовал мне попробовать написать что-нибудь об ней и из нее»¹⁸⁹.