С психологической точки зрения, самой яркой чертой нигилизма являлось неприятие сложностей, тонкостей и оговорок. Отрицание отстаиваемых ими примитивных истин или попытки каким-то образом усложнить эти истины «новые люди» воспринимали как предлог для ничегонеделания или признак умственной лени. У них имелась универсальная формула, претворение которой в жизнь должно было коренным образом изменить судьбу страны. Действительно, с точки зрения радикалов, все казалось совершенно ясным – стоит людям познать истину (а главная ее черта состоит в том, что существует только материя и ничего кроме нее), как все пойдет по-другому. Конечно, нигилисты, по сути, мечтали создать новую разновидность людей. Эти люди должны были быть исключительно практичны (даже утилитарны), свободны от религиозных и идеалистических заблуждений и в то же время искренно преданы интересам общества, являясь борцами за справедливость в самом элементарном ее понимании.
Результатом подобных верований и подобного стиля поведения стал целый ряд последствий, имевших серьезное политическое значение. Как вспоминала активная шестидесятница XIX в. Е.Н. Водовозова: «Общество представляло тогда две диаметрально противоположные группы – прогрессивную и консервативную. К первой преимущественно принадлежала молодежь… К представителям консервативной группы обыкновенно причисляли всех, державшихся старых порядков… Диаметрально противоположные воззрения этих двух поколений сделали совместную жизнь невозможной. Этот разлад давал себя чувствовать во всех классах русского общества… сыновья дворян отказывались занимать… должности своих отцов… сыновья чиновников находили зазорным для себя сидеть в канцеляриях и департаментах… даже сыновья очень многих купцов находили… что нельзя заниматься торговлею».
Итак, назрел конфликт поколений, носивший отнюдь не только семейный или психолого-педагогический характер. Если бы дело ограничилось семьей и школой, то вряд ли бы этот конфликт получил столь громкий общественный резонанс. Ведь родители во все времена хотят, чтобы дети жили
Вообще-то, подобное было вполне в духе наших не самых лучших традиций. Как справедливо говорилось в одной газетной статье 1880-х гг.: «Мы, может быть, единственный в мире народ, который каждое десятилетие или проклинает предыдущие, или с особенной любовью и вниманием доказывает, какие же это были дураки». Как бы то ни было, «новые люди» действительно стремились отрешиться даже от собственного коротенького прошлого. Так, Н. Ножин, сын управляющего конторой двора великого князя Константина Николаевича, окончил Царскосельский (Александровский) лицей, но неожиданно для всех отказался от выгодной должности и уехал учиться в Гейдельбергский университет, заявив родным, что «жить так, как живут они, позорно и преступно». В решительном отказе от наследия «отцов» он был далеко не одинок. Радикалы 1860-х гг. сообща пытались найти альтернативу существующему обществу и видели ее в деятельности «новых людей».
Свою лепту в превращение нигилизма из молодежной фронды в политическое явление внесло и правительство. Запретительные меры, принятые им против «тлетворных идей», чуждых произведений философов, экономистов и писателей, а также против внешнего вида радикальной молодежи, отнюдь не отличались тонкостью и разумностью. Поэтому они имели обратный эффект, в чем можно было заранее не сомневаться. Скажем, в Нижнем Новгороде стриженых барышень в синих очках, круглых шляпах, башлыках и платьях без обязательного кринолина предлагалось препровождать в полицейское управление и брать с них подписку о «не ношении» в дальнейшем столь «вызывающего наряда». В противном случае «преступницам» грозила немедленная административная высылка из города и учреждение над ними строгого контроля (видимо, с заглядыванием под юбки в поисках кринолинов).