Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

В 1821 г. Барятинский – участник заседания Тульчинской управы, дезавуирующего решение Московского съезда о роспуске тайного общества. Он активно вербует новых членов, среди которых оказывается и сын главнокомандующего Л. П. Витгенштейн[983]. Как один из ближайших сподвижников Пестеля, Барятинский разделял его республиканские симпатии и был в курсе замысла цареубийства. В 1823 г. он от имени Пестеля ведет в Петербурге с Н. М. Муравьевым переговоры, обозначившие глубокие расхождения между Южным и Северным обществами. Своего пика декабристская карьера Барятинского достигла осенью 1825 г., когда он был назначен «в председатели Тульчинской управы»[984]. За все это Барятинский был осужден по 1 разряду, первоначально предусматривающему смертную казнь.

Поэтический сборник Барятинского, независимо от его художественных достоинств, является уникальным свидетельством, позволяющим не только заглянуть во внутренний мир декабриста, но и увидеть в неожиданном ракурсе жизнь Тульчинской управы, погрузиться в культурно-бытовую среду тульчинских офицеров, застать их в редкие минуты отдыха между выполнением служебных обязанностей и конспиративной деятельностью. Яркую характеристику тульчинского общества дал в своих мемуарах Н. В. Басаргин: «Тульчин, польское местечко, принадлежавшее в то время графу Мечиславу Потоцкому, населено евреями и польскою шляхтою. Кроме военных и чиновников главной квартиры, не было там никакого общества. Будучи ласково принят начальством, я скоро сблизился со всеми молодыми людьми, составляющими общество главной квартиры. К нему принадлежали адъютанты главнокомандующего, начальника Главного штаба и прочих генералов, офицеры Генерального штаба и несколько статских чиновников. Направление этого молодого общества было более серьезное, чем светское или беззаботно веселое. Не избегая развлечений, столь естественных в лета юности, каждый старался употребить свободное от службы время на умственное свое образование. Лучшим развлечением для нас были вечера, когда мы собирались вместе и отдавали друг другу отчет в том, что делали, читали, думали»[985].

Исследователи часто приводят эту цитату для доказательства серьезного политического характера тульчинского общества. Для нас же в данном случае важно то, что это общество, помимо серьезных разговоров, имело «светское» и «беззаботно-веселое направление». Так, Барятинский, один из наиболее активных членов Южного общества, не связывал своего поэтического творчества с революционной деятельностью. Поэзия была для него не средством агитации и воспитания молодежи, как для других поэтов-декабристов, а естественным проявлением того богатого культурного мира, который составлял его внутреннее содержание и был результатом первоначального воспитания.

Образование Барятинский получил в иезуитском пансионе, который окончил «в конце 1814 или в начале 1815 года»[986]. Его любимыми предметами были словесность и математика. Что касается словесности, то французские аббаты в своем пансионе преподавали главным образом латынь и французскую литературу. Оттуда Барятинский вынес хорошее знание древних авторов, а также владение техникой французского стиха. Вместе с тем чувствовался недостаток в знании родного языка. «К моему стыду, – признавался Барятинский, – (бывши воспитан в С. Петер. у Изуитов) не знаю хорошо русский язык и не занимался чтением русских книг»[987]. Вместо этого, «укрепив себя более в латинском языке, предался исключительно древней и современной словесности»[988]. Под современной словесностью подразумевается прежде всего французская литература и французский язык, на котором он делал собственные поэтические опыты. Вместе с тем это не исключало, как мы увидим, следование определенной отечественной литературной традиции.

Творчество Барятинского относится к тому тонкому слою рафинированной национальной культуры, для которого французский язык был наиболее удобным средством самовыражения. Однако если наиболее одаренные представители этого слоя стремились путем реформирования русского языка привить ему способность к выражению европейских понятий, то Барятинский остался чужд подобным языковым поискам и предпочитал пользоваться готовыми французскими оборотами.