Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая

- Будь, золотце, так добра! – я откинулся на подушку и прикрыл глаза, подумал о том, что не мне помешало бы еще полчасика поспать …

Совершив традиционный утренний моцион, запахнулся в халат, одел тапки и с неохотой побрёл из ванной комнаты. Периодически, в коридорах и залах дворца на глаза попадались хорошо знакомые мне постовые из ССБ Чижова.

С задумчивостью, изучал содержимое платяного шкафа. Тем временем, камер-лакеи, под надзором камердинера, выкладывали на уже заправленную Дженни постель, нижнее белье.

Хотя британский фельдмаршал Джон Дентон Френч родится только через четверть века, но камердинер, повинуясь моему жесту, потащил из шкафа необычный по здешним временам китель, по своему покрою напоминающий знаменитые сталинские френчи – куртки (китель, пиджак) названные по имени британского генерала.

На ходу скидывая банный халат, отправился переодеваться за ширму.

Носить традиционные местные партикулярные платья душа как-то не лежала, военный мундир мне тоже вроде как положен не был, потому как ни в Америке, ни в России я не служил, хотя с вершины своей нынешней власти можно было бы себе какое-нить воинское звание присвоить! Но, с моей стороны, самовольно производить себя и повышать в званиях, обвешиваться мишурой из наград, которых ты не заслужил – было бы, мягко говоря, в высшей мере странно. Потому как с недавних пор мою личность прочно ассоциируют с главным апологетом борьбы с «Александровской системой», при которой на самый верх военной иерархии вылезали непонятные, не нюхавшие пороху личности, типа иностранных балетмейстеров, в ущерб заслуженным русским боевым офицерам.

В правительстве нашлись подражатели, куда уж без них. И очень скоро френч защитного цвета, фуражка, китель со стоячим воротником и брюки, заправленные в высокие сапоги, прочно вошли в российскую политическую моду на многие десятилетия.

Ещё не было восьми утра, как я уже уселся за стол и начал работать с кипой документов. Рабочее место моё располагалось в бывшем царском кабинете. Здесь по-деловому голые серые стены с вкраплениями лакированной мебели дополнял раскрашенный живописью потолок в древнеримском стиле – колесницы, всадники, крылатые победы. До недавних пор документы здесь хранились на полках шкафов, в сундуках, коробках и тюках, искать что-либо было крайне неудобно и очень долго по времени. Теперь же, стены в кабинете были заняты новыми специализированными шкафами для бумаг, к которым, как не сложно догадаться, в прямом и переносном смыслах я приложил свою руку. Все документы были систематизированы и разложены в ящики со встроенными направляющими для папок.

Подошёл к окну. Днем, вид из кабинета открывался просто замечательный – окна выходили на Неву и Адмиралтейство. Сейчас же, бездонная тьма за окном выглядела пугающе. Уличные фонари, скрытые снежной пеленою, превратились в еле теплящиеся жизнью далекие маяки. Тем не менее, я сумел рассмотреть кареты с правительственными чиновниками, что уже начали курсировать по своим привычным маршрутам, одна за одной подъезжали к тускло освещённым из-за снежной завесы подъездам.

По углам кабинета по диагонали напротив друг друга дышали жаром два зажжённых камина. На одном камине красовался бюст Паллады и часы с бронзовым Ахиллесом; на другом – бюст Юноны и часы с бронзовым Гектором; канделябры здесь и канделябры там. Всё одинаково, всё правильно, всё соответственно и единообразно. «Я люблю единообразие во всём», – говаривал незабвенный Аракчеев и вслед за ним повторял Александр.

Голова была занята какими-то дурацкими мыслями. Двигаясь на автомате, в простенке между окнами, занял своё рабочее место – с удобством «приземлился» за большой письменный стол. Разжёг настольную лампу и углубился в изучение докладных записок. Периодически окуная в чернила кончик пера, ставил резолюцию и размашистую подпись – «К исполнению. Головин». Покончив со служебными записками начал работать с корреспонденцией.

Время пролетело незаметно, установленные за каминами часы синхронно пробили десять утра. С усилием оторвался от чтения, в столе ключом отпёр ящик и временно сложил туда всю непрочитанную корреспонденцию.

Глава моей администрации Лев Пушкин со стуком проскользнул в кабинет вместе со своим неразлучным помощником – моим же бывшим гравером Иосифом.

- Иван Михайлович, велите запускать министров?

- Все пришли, Лев Сергеевич?

- Да, все …

Пушкина перебил Иосиф.

- И князь Волконский, что был при императоре в Таганроге, тоже нарисовался, сейчас с вашими министрами шушукается …

Я тут же разъярился.

- Что у нас здесь, проходная или охраняемый объект!? Почему Чижов его запустил сюда без моего ведома? Стах, - обернулся я к прибежавшему на шум ирландцу – заместителю Чижова, - позови-ка ко мне главу ССБ!

- Слушаюсь, Иван Михайлович, - ирландец ответил с жутким акцентом.