- Отлично! Не забудьте также отписать в Москву Нарышкину – полковнику Тарутинского пехотного полка. Новгородские военные поселения не только созрели до бунта, но уже и перезрели, к ним остается поднести только спичку, чтобы они рванули, а они обязательно рванут, стоит лишь новгородцам узнать о перевороте в столице.
- Письмо Орлову в Кишинев я уже сам составил, вам надо его будет только подписать, - при последних словах я вытащил из саквояжа конверт.
- Что, Иван Михайлович, думаете, Орлов взбунтует свою бывшую 16-ю дивизию?
- Не знаю, что у него там в голове. Но знаю одно – если он этого действительно захочет, то сделает это без особых проблем, солдаты его чуть ли не в святые праведники записывают! Для облегчения его задачи, я даже поддельный приказ состряпал от царя по восстановлению его в прежней должности. Все зависящее от себя я сделал, 16 тысяч «под ружьем» орловской дивизии на юге лишними для нашего общего дела совершенно точно не будут, а уж как поступит Орлов – Бог весть!
- О! Не сомневаюсь, эта ваша идея с подложными документами Орлову обязательно понравится! Он еще на московском съезде Союза Благоденствия предлагал участникам перейти к крайним революционным действиям и прежде всего завести тайную типографию и фабрику фальшивых ассигнаций, – со знанием дела сказал ветеран движения Трубецкой, один из основателей того самого Союза.
- Да? Не знал! – я удивился. – Хотя, есть такая народная мудрость – «у дураков мысли сходятся!»
Все посмеялись, кто искренне, кто натужно.
С бумажной частью работы мы покончили примерно через час, периодически возникали прения по поводу формулировок посланий.
- Сейчас уже поздно, - перевел взгляд на напольные часы, был второй час ночи. – Предлагаю всем разойтись по домам. Постараться отдохнуть, завтра будет день тяжелый, работы будет много, достанется всем и каждому.
Возражений не последовало, как мне показалось, все присутствующие все еще находились под впечатлением от обрушившейся на них новости.
Часть 1. Глава 2
ГЛАВА 2
26 ноября совещание собрал Трубецкой в роскошном особняке Лавалей на Английской набережной, где в нижнем этаже жил Трубецкой, женатый на дочери графа и графини Лаваль Екатерины Ивановны (она была первая из жен декабристов, последовавших за мужьями в Сибирь). Окна обширного кабинета Трубецкого выходила на Неву.
- Сведения, предоставленные нам сутки назад Иваном Михайловичем, полностью подтвердились!
Сергей Петрович, в отличие от меня, действительно имел целую сеть информаторов – то были сановники весьма высокого ранга – сенаторы, придворные и дипломаты (Трубецкой состоял в родстве с австрийским посланником).
- Кто бы сомневался, - пробурчал Бестужев, - ты только из-за этого нас собрал?
- Нет, не только. Два часа назад имел с Опочининым Федором Петровичем, бывшем адъютантом Константина, человеком совершенно осведомленным, которому доверяет и Николай, прелюбопытнейший разговор.
Еще вчера, сразу после получения сведений о болезни императора генералы собрали военный совет. В совещании принимали участие генерал-губернатор граф Милорадович, дежурный генерал Главного штаба Потапов, командующий гвардией Воинов и начальник штаба Гвардейского корпуса генерал Нейдгардт. В ходе этого военного совета они выработали определенные решения. И когда Николай сообщил Милорадовичу и Воинову о своем праве на престол, ссылаясь на завещание императора, и намерении его занять, то у генералов уже был готов ответ … Так вот, со слов Опочинина выходит, что граф Милорадович наотрез отказал Николаю в этом праве!
Присутствующие, казалось, все разом выдохнули.
- Ну, не томите нас Сергей Петрович, дальше-то что?
Выдержав театральную паузу Трубецкой продолжил:
- Милорадович прямо в лицо Николаю заявил, что великий князь Николай не может и не должен никак надеяться наследовать брату своему Александру в случае его смерти; что законы империи не дозволяют располагать престолом по завещанию, что притом завещание Александра известно только некоторым лицам, а неизвестно в народе, что отречение Константина тоже не явное и осталось не обнародованным; что Александр, если хотел, чтобы Николай наследовал после него престол, должен был обнародовать при жизни волю свою и согласие на него Константина; что ни народ, ни войско не поймут отречения и припишут все измене, тем более что ни государя самого, ни наследника по первородству нет в столице; что, наконец, гвардия решительно откажется принести Николаю присягу в таких обстоятельствах, и неминуемое затем последствие будет возмущение. Совещание продолжалось до двух часов ночи. Великий князь доказывал свои права, но граф Милорадович признавать их не хотел и отказывал в своем содействии.
Трубецкой, наконец, замолк, но на ноги тут же вскочил Рылеев.
- Господа, а ведь это наш шанс! Использовать склоки и разногласия в рядах неприятеля!
- В правильном направлении мыслите, Кондратий Фёдорович, - поддержал я Рылеева.
- А Милорадович, шельмец, каков! – восхитился Оболенский, - говорит великому князю так, словно диктатор!