Декабристы рассказывают...

«Для обучения солдат и юнкеров вместо данных от начальства печатных литографических прописей и разных учебных книг Раевский приготовил свои рукописные прописи, поместив в оных слова «свобода, равенство, конституция, Квирога, Вашингтон, Мирабо», и при слушании юнкерами уроков говорил: «Квирога, будучи полковником, сделал в Мадриде революцию и когда въезжал в город, то самые значительные дамы и весь народ вышли к нему навстречу и бросали цветы к ногам ею». Ученики Раевского записывали за учителем: «Конституционное правление… есть самое лучшее, новейшее».

«Нельзя же ничего не делать оттого, что нельзя сделать всего!» — восклицает Николай Тургенев.

Якушкин, Лунин, Тургенев пробуют улучшить быт своих крестьян. Члены Союза благоденствия обращаются к царю с записками против крепостного права. Александр Муравьев пишет: «Не нужно сие доказывать: есть такие в нравственном мире неоспоримые истины, что стараться образованного человека в оных уверить доводами было бы смешно. Хорош тот патриарх, который покупает, торгует, продает себе подобных, меняет людей на собак, на лошадей; закладывает и уплачивает ими свои долги: вопреки воле их употребляет на свои удовольствия, прихоти; расторгает браки и часто, весьма часто удовлетворяет ими гнуснейшие свои страсти! Довольно!.. Упаси боже от таковых патриархов».

Одна из главных задач Союза благоденствия — влияние на общественное мнение, используя частные знакомства, печать.

Федор Глинка действует около графа Милорадовича, хитро руководя «хозяином столицы». Илья Долгоруков, служа при Аракчееве, другим полезен тайному обществу: имеет возможность узнавать о тайных правительственных распоряжениях и оповещать своих товарищей.

Разными путями, хотя и в крайне урезанном виде, некоторые свободолюбивые мысли попадают в печать. Но, наверное, не меньший резонанс получали устные обсуждения, споры, критика выходящей литературы в декабристском кругу. Настоящая буря разражается вокруг «Истории государства российского» H. M. Карамзина. «История народа принадлежит царю», — утверждал Карамзин. Нет, — возражал ему Никита Муравьев, — «история принадлежит народам». Свидетельство об этой ожесточенной полемике сохранилось в воспоминаниях Пушкина:

«Это было в феврале 1818 года. Первые восемь томов «Русской истории» Карамзина вышли в свет. Я прочел их в моей постеле с жадностию и со вниманием. Появление сей книги (так и быть надлежало) наделало много шуму и произвело сильнее впечатление, 3000 экземпляров разошлись в один месяц (чего никак не ожидал и сам Карамзин) — пример единственный в нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Коломбом. Несколько времени ни о чем ином не говорили…