Посреди разговора Муравьевых появился Бестужев-Рюмин.
— Тебя приказано арестовать, — сказал он, задыхаясь, Сергею Муравьеву-Апостолу, — все твои бумаги взяты Гебелем, который мчится с жандармами по твоим следам.
Эти слова были громовым ударом для Муравьевых.
«— Все кончено! — вскричал Матвей Муравьев. — Мы погибли, нас ожидает страшная участь; не лучше ли нам умереть? Прикажите подать ужин и шампанское, — продолжал он, оборотясь к Артамону Муравьеву, — выпьем и застрелимся весело.
— Не будет ли это слишком рано? — сказал с некоторым огорчением С. Муравьев.
— Мы умрем в самую пору, — возразил Матвей, — подумай, брат, что мы четверо главные члены, и что своей смертью можем скрыть от поисков правительства менее известных.
— Это отчасти правда, — отвечал Сергей Муравьев, — но, однако ж, еще не мы одни главные члены Общества. Я решился на другое. Артамон Захарович может переменить вид дела».
План Сергея Муравьева-Апостола был ясен: Артамон поднимает полк, движется в Троянов к брату Александру Захаровичу, командиру другого гусарского полка, который тут же присоединится. Затем два гусарских полка занимают Житомир, арестовывают генерала Рота и овладевают корпусом; до артиллерийской бригады, где служат друзья из Соединенных славян, всего 20 верст — и Сергей Муравьев пишет им приказ о начале восстания и движении на Житомир…
Но полковник Артамон Муравьев не соглашается поднять полк, не соглашается связаться с артиллеристами и даже отказывается дать Сергею и Матвею свежих лошадей.
«Я сейчас еду в Петербург, к государю, — говорит Артамон, — расскажу ему все подробно об Обществе, представлю, с какою целью оно было составлено, что намеревалось сделать и чего желало. Я уверен, что государь, узнав наши добрые и патриотические намерения, оставит нас всех при своих местах, и, верно, найдутся люди, окружающие его, которые примут нашу сторону».