Декабристы-участники войн 1805-1814 гг.

«Мы еще стояли, — рассказывал Орлов, — не зная, какой успех будет иметь попытка наша, как вдруг яростные крики, сопровождаемые общим залпом, возвестили, без всякого предупреждения, о возобновлении неприятельских действий. В то же время человек двадцать конных егерей, пользуясь удалением нашим от своих, бросились во весь опор на меня и полковника Дьякова… Едва успел я выхватить саблю и отбить удары, наносимые мне, а между тем Дьяков… отделался от противника своего ударом нагайки. Все это сделалось в одно мгновение, и когда, преследуемые по пятам, мы доскакали до деревни, то войска наши двинулись опять вперед, и конные егеря, гнавшиеся за нами, попали в плен». Впоследствии выяснилось, что французский офицер вовсе не был парламентером. Он просто заблудился, попал в расположение русских войск и, чтобы избежать плена, назвался парламентером.

Бой продолжался. К четырем часам дня корпус Раевского атаковал Бель-Вильские высоты, взял деревню Бель-Виль и Сен-Шамонский холм. Тогда-то и появились настоящие парламентеры с предложением начать переговоры. Александр I вызвал М. Орлова и приказал переговорить с присланным офицером. Офицер требовал остановить атаку, но он не имел никаких письменных полномочий. Остановить же атаку значило отложить победу. Орлов получил приказ вместе с французским парламенте-^ ром ехать к маршалу Мармону, командовавшему французскими войсками на этом участке, и лично с ним договариваться. После недолгих переговоров с Мармоном было решено прекратить огонь с обеих сторон. Орлов должен был вернуться к Пантенской заставе для окончательных переговоров о сдаче Парижа. Возвратившись к царю, Орлов доложил об успехах переговоров^{245}. «И вот орудия умолкают… Повсюду воцарилась тишина. Влево на горе, где находился государь во все время сражения, заметно было какое-то непонятное для нас движение, беготня: оттуда беспрерывно мчались в разные стороны на все пункты флигель-адъютанты и ординарцы», — вспоминал Н. И. Лорер. «Я стоял при моем взводе, — писал он далее, — и не мог хорошо видеть, что делается впереди, слышу только по всем войскам громкое радостное «Ура!» и вижу, как шляпа нашего доброго командира торжественно летит вверх. Я не вытерпел и побежал вперед. «Что это значит?» — спросил я моего товарища. — «Париж сдался». Я бросился ему на шею. Нет! Перу не передать восторга и радости нашей. Колонны наши стояли молча; но когда наш почтенный начальник подъехал и поздравил их с победою, молодцы наши грянули восторженно: «Рады стараться, ваше превосходительство! Слава богу!» Увлеченные общей радостью и мы закричали вместе с ними: «Слава богу!»… Войска отдыхали после битвы. Во всех полках гремела музыка; песенники, крики, шум, ржание лошадей — какая смесь солдат в разных мундирах и одеждах… тут раскинута палатка, там поставлен шалаш, в ином месте пылает бивачный огонь, в другом располагается артиллерия, кавалерия; здесь стоит пехота, скачут адъютанты, а там тянутся донские казаки»^{246}. Кругом всеобщая радость и веселье.

Между тем Александр I вызвал К. В. Нессельроде и передал ему заранее составленную инструкцию по заключению капитуляции. Тут же была составлена комиссия для поездки к французам. Со стороны русских в нее вошли Орлов и Нессельроде. Комиссия направилась к Пантенской заставе, где застала маршала Мармона и его штаб. Маршал предложил русским парламентерам отправиться к Ла-Виллетской заставе навстречу маршалу Мортье. Орлов наблюдал, что происходило в тылу французов. Он подметил, что оборона города была чисто военная. За линией войск не было населения столицы.