Декабристы в Забайкалье

Однако слава Бестужевых-литераторов не умерла с Михаилом Александровичем. Она продолжала жить и еще более разгораться благодаря усилиям их престарелой сестры Елены. М. И. Семевский помог раскрыть на закате жизни и ее природные литературные способности. Став обладательницей большого личного архива братьев, Елена Александровна стала признанным историографом декабристского древа Бестужевых. Уже в 1860 году при ее содействии был издан сборник «Рассказы и повести старого моряка Н. Бестужева» (М., 1860), в который вошли как ранее опубликованные произведения Николая Александровича, так и рукописи, написанные им в Сибири. Она же автор интересной статьи «К биографии Николая Александровича Бестужева» (Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П. И. Щукина. — М., 1902. — Ч. 10).

«Почему не выдумать другого движителя»

В период заключения в казематах Петровского Завода у Михаила Александровича проявился талант не только литературный, но и сугубо технический. Он считался хорошим мастеровым, учителем, изобретателем, переплетчиком… Если у брата Николая заветной мечтой было создание самых точных астрономических часов, у Константина Торсона — строительство молотильной машины, то Михаил Бестужев был поглощен идеей сконструировать принципиально новый корабельный двигатель (тогда это слово звучало как «движитель»). Окончив в 1817 году Морской корпус, новоиспеченный офицер «поступил под опеку» Константина Петровича Торсона. В 1823–1825 годах М. А. Бестужев даже помогал К. П. Торсону в разработке его корабелостроительных проектов, и в частности участвовал в оснащении вооружением образцового парусного корабля «Эмгейтен».

Оказавшись на сибирской каторге, учитель и ученик продолжили работу над своими проектами преобразования Российского флота. В Читинском остроге, закованные в цепях, Торсон и Бестужев закончили проект «составления корабельных мачт», разработали новые конструкции набортных шлюпок, катеров и баркасов, изобрели «пильную машину, чтобы экономически выпиливать корабельные шпангоуты и прочие кривые деревья».

Но моряки-декабристы смотрели вперед своей эпохи. Их очень беспокоило то обстоятельство, что пароходный флот развивался чрезвычайно медленно. По рекам и озерам не только России, но и других стран уже плавали корабли с паровыми двигателями. Однако большие гребные колеса сообщали судну ограниченную скорость. Такие пароходы были хороши для буксировки барж со строительными материалами и коммерческими грузами, однако они не годились при военных действиях, когда скорость судна и защита лопастей колесных двигателей от вражеских ядер выступали на первый план.

Как-то в Читинском остроге Константин Петрович Торсон предложил Михаилу Александровичу продумать вопрос об улучшении коэффициента полезного действия пароходных колес. Подумав немного, Бестужев возразил: «Для чего изобретатели привязались к одной идее колес, как будто механика но может ничего выдумать лучше? Почему не выдумать другого движителя, который мог бы быть скрыт в подводной части корабля и таким образом, естественно, будет предохранен от действия ядер?»

Даже такой общепризнанный авторитет в корабелостроении, как К. П. Торсон, изумился смелой мысли своего ученика. «Критиковать легко, творить трудно», — произнес в задумчивости Константин Петрович, и на этом дискуссия оборвалась.

Но Михаил Александрович не спал всю ночь, захваченный своей идеей кардинального изменения корабельного двигателя. А утром, уставший от бессонницы и творческих дум, он показал Торсону черновые наброски изобретения. Так родилась идея принципиально нового двигателя, который завоевал мир лишь спустя 15 лет после смерти автора.

С нескрываемым удивлением рассматривал Константин Торсон гениальный проект своего ученика. Профессиональный моряк-конструктор, он сразу же понял, что перед ним корабль будущего. У него нет традиционных гребных колес. Движение осуществлялось при помощи двух закрытых цилиндров, вставленных в подводную кормовую часть корабля. Двигающиеся по ним глухие поршни попеременно всасывали и выталкивали упругие столбы воды, создавая тем самым постоянное движение судну.

Выйдя на поселение, Михаил Бестужев среди полупустынных селенгинских степей мысленно бороздил моря и океаны на своем корабле будущего. Он прорабатывал в голове всевозможные ситуации, в которых мог оказаться и новый двигатель, и сам корабль. Лишь спустя много лет декабрист отправил вице-адмиралу М. Ф. Рейнеке — известному гидрорографу и своему старому другу — чертежи и подробное описание своего изобретения. «Этот механизм, — подчеркивал Михаил Александрович, — очень прост: глухие поршни в глухих цилиндрах не требуют тщательного надзора, а попеременное их действие имеет совокупное действие, доставляющее поступательный ход судна вперед; и вместе с сим дает возможность усилить действие руля, когда потребуется быстро уклонить судне в сторону. Тогда <…> только стоит удержать один пистон, чтобы другой помогал рулю».