Декалог

Михал. Ты как-то странно на меня смотришь…

Анка. «Дорогая доченька…»

Михал. Что, что?

Анка. «Дорогая доченька. Не знаю, как ты выглядишь, когда читаешь это письмо, и сколько тебе лет. Наверно, уже взрослая и Михала нет в живых. А сейчас ты совсем крохотная. Я видела тебя всего один раз, больше не приносили, потому что я, наверное, скоро умру…»

Анка смотрит на Михала, избегая его взгляда. Михал пальцем поднимает ее подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. Анка на мгновение умолкает. Потом зажмуривается. Из-под век у нее выкатываются слезинки. Она продолжает говорить, безуспешно стараясь высвободить лицо, впрочем, не очень-то и стараясь.

Анка. «…Должна тебе признаться, Михал — не твой отец. Кто настоящий отец, не столь уж и важно, это была минутная слабость, глупость и подлость. Уверена, Михал будет тебя любить, как родную дочь, я его знаю и не сомневаюсь, что тебе с ним будет хорошо. Я представляю, как ты там, у себя, читаешь это письмо. У тебя светлые волосы, правда? Тонкие пальцы и нежная шея. Так бы мне хотелось. Мама».

Михал отпускает Анкину голову. Она стоит, понурившись, слегка дрожа.

Михал. Ты должна была его прочесть… когда… когда меня…

Анка. Знаю.

Михал. Тогда зачем?

Снова приподнимает за подбородок ее лицо — на этот раз резко, почти грубо. Анка морщится.

Михал. Зачем?!

Он не в состоянии сдержаться. Размахнувшись, дает Анке пощечину. Только после второго удара Анка заслоняет лицо руками. Люди смотрят в их сторону, Михал овладевает собой. Поднимает рюкзак и решительным шагом уходит.

15

Михал выглядывает из окошка, ищет взглядом Анку. Смотрит на свою руку, которой ее ударил. Он зол на Анку, но и на себя тоже — прежде всего на себя.

16

Анка выходит из такси перед домом, где живет Ярек. Это целый квартал старых невысоких домов еще довоенной постройки.

17

Мать Ярека, женщина лет пятидесяти, уже смирившаяся и со своим возрастом, и с внешним видом, открывает дверь. Квартира небольшая, бедно обставленная.

Анка. Ярек дома?

Мать Ярека принадлежит к разряду женщин, которые подружкам своих сыновей сразу начинают говорить «ты».

Мать Ярека. Его нет… заходи.

Анка. Можно?

Мать Ярека шире распахивает дверь. Убирает с большого обеденного стола увеличительные стекла, разделенный на квадратные отделеньица ящик, в котором лежат листья: она их изучала или описывала.

Мать Ярека. Раздевайся. Может быть, придется подождать.

Анка. Мне холодно.

Мать Ярека окидывает Анку взглядом человека, много повидавшего в жизни.

Мать Ярека. Могу напоить тебя горячим чаем… А хочешь просто рюмочку водки?

Анке такое не приходило в голову; что ж, идея хорошая. Мать Ярека достает графин, рюмки, наливает себе на донышко, Анке почти доверху. Анка нерешительно держит свою рюмку.

Анка. Ярек говорил вам, что… хочет на мне жениться?

Мать Ярека. Выпей.

Обе поднимают рюмки, Анка выпивает водку, не поморщившись, залпом.

Мать Ярека. Говорил…

Анка. Я могу за него выйти. Хоть сейчас.

Мать Ярека. А твой отец?

Анка. Неважно. Да он мне и не отец.

Мать Ярека внимательно на нее смотрит — можно сказать, пронизывает взглядом. Встает и убирает графин в шкафчик.

Мать Ярека. Торопишься. А изменить уже ничего не удастся.

Анка. Да.

Мать Ярека. Чтобы что-то начать, надо сперва покончить с тем, что было.

Анка. Я покончила.

Мать Ярека. Нет. Иначе бы ты так не спешила.