Декамерон по-русски

— Почему не добросить? Цену знаете?

— Конечно. Даю стольник.

Сто долларов до аэропорта Шереметьево было очень хорошей ценой. Тем более что столько же он мог заработать на обратном пути, взяв седока в аэропорту.

Родионов кивнул, и человек, открыв дверцу, сел рядом с ним.

Некоторое время он ерзал на сиденье, размещая букет на коленях. Букет был огромным, и розы на его коленях едва помещались. Посмотрел на Родионова:

— Любимой женщине цветы везу, понял, шеф? Как розы-то?

— Нормальные розы. — Родионов хотел было включить счетчик, но, взявшись рукой за тумблер, на мгновение задержался — почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в правый бок. «Ну и розы у этого типа», — успел он подумать и тут же услышал два сухих щелчка. Одновременно с этим грудь пронзила страшная боль. «Розы… — пронеслось в голове. — Розы…» После этого свет в его глазах потух. Навсегда.

Сделав два выстрела из спрятанного в букете пистолета с глушителем, человек, сидящий рядом с Родионовым, осторожно поправил съехавшее на него тело. Огляделся.

Возле стоянки никого не было. Тем не менее человек еще несколько секунд сидел, внимательно вглядываясь в зеркало заднего обзора. Затем открыл дверцу. Все так же бережно придерживая букет роз, вышел из машины. Аккуратно закрыв дверцу, огляделся, будто решая, что ему сейчас делать. Встряхнув головой и заботливо оберегая розы, пошел в сторону Садового кольца. Дошел до светофора, остановился на секунду — и, не оглядываясь, скрылся за углом.

Примерно через пятнадцать минут к стоянке подъехало два такси. Соблюдая неписаное правило, обе машины заняли очередь за машиной Родионова.

Довольно скоро сюда подошла вышедшая из гостиницы пожилая дама с тойтерьером на руках. Остановившись у первой машины, пригнулась, постучала в стекло. Водитель, на ее взгляд, вел себя в высшей степени нагло. Навалившись на руль, он не отзывался на ее стук. Убежденная, что водитель спит, дама сказала раздраженно:

— Эй, водитель! Проснитесь! Вы слышите?

Поскольку дама продолжала стучать, водитель второй машины, высунувшись из окошка, крикнул:

— Да откройте дверцу, тряхните его! Заснул человек, бывает.

— Заснул… — Вглядевшись, дама сообразила наконец, что с водителем не все в порядке. Оглянулась: — Посмотрите, там что-то с вашим товарищем.

— А что?

— Он не реагирует.

— Как не реагирует?

— Так. Да говорю я вам, посмотрите. С ним что-то не то.

— Да ну… — Выйдя из своей машины, водитель подошел к такси Родионова. Открыл дверцу, всмотрелся. Тронул тело за плечо: — Эй, Петруха…

Тело, потеряв равновесие, мягко съехало ему под ноги. Сделав шаг назад, водитель прошептал:

— Блин, да он мертвый…

Утром в понедельник, закончив в агентстве подробный рассказ о том, что он услышал вчера от Инны Халлоуэй, Молчанов оглядел собравшихся.

Оля сидела в кресле с бесстрастным лицом, Радич, по обыкновению, делал вид, что занят своей трубкой, Костомаров, изредка поправляя большим пальцем очки, сосредоточенно рассматривал стоящую перед ним чашку с кофе. Эту чашку он принес с собой, когда Молчанов попросил его зайти в кабинет.

— Тягостное молчание, — вздохнула Оля. — Значит, случай тяжелый.

— Да никакой он не тяжелый. — Костомаров в очередной раз тронул дужку очков. — Я знаю Буруна и знаю, что удара в челюсть он не простит. Разборка в общем-то простая, американец, выйдя встречать свою машину, стоял один, они его оглушили, затащили в машину и сразу же повезли в крематорий. По дороге убили, труп сожгли. Все. Концов нет. Никакое детективное агентство, никакая милиция, даже ФСБ никогда ничего не найдут.

По молчанию остальных было ясно: спорить с ним никто не собирается.

— Сергей Петрович, а вы что думаете? — Не дождавшись ответа, Павел вздохнул. — Братцы, только не молчите. Сегодня будет оформлен договор, Инна уже выплатила нам аванс, пятьдесят тысяч баксов. Вся сумма — сто тысяч. Давайте скорее все обговорим и начнем работать.

Не отрываясь от изучения трубки, Радич спросил:

— Мы должны выяснить, куда делся Халлоуэй?

— Не обязательно. В основном от нас требуется найти улики и доказательства, что к исчезновению Халлоуэя приложил руку Бурун.

— Что, этого достаточно?

— Как минимум, достаточно. Мне кажется, мы можем что-то сделать.

— Но в суд Буруна нам не удастся затащить никогда, — сказал Костомаров. — Не обольщайся.

— Я не обольщаюсь, да Инна такое условие и не ставит, — сказал Молчанов. — Получится с судом — хорошо, не получится — не надо. Нужны улики и доказательства, которыми Инна смогла бы распорядиться по своему усмотрению. Я понятно объясняю?

— Объясняешь ты понятно, но я не очень понял.

— Так подумай. Для чего еще могут понадобиться улики и доказательства, если не для суда?

Тронув дужку очков, Костомаров кивнул:

— Ну… если все это будет у нее на руках, она может отдать это в печать. У себя, в Штатах. И тем самым прижмет Буруну хвост. Да?

— Ты понял правильно. Мы можем с этим справиться?

— Думаю, можем. Кстати, ты спрашивал у Инны, кто, в случае смерти ее мужа, унаследует банк «Атлантик Америкэн»?

— Не спрашивал. Но ответ, как я понимаю, здесь может быть только один: она.