Декамерон шпионов. Записки сладострастника

Выдавали мы себя за группу ученых-орнитологов (последнее словечко на судне никто не знал), собравшихся на небольшой международный симпозиум в целях прогресса в этой отрасли науки. Такая дивная шпионская компашка собралась на славном «ЛЕНИНЕ», название постоянно напоминало мне о необходимости трудиться во имя светлого будущего.

Взойдя начальственно на корабль, я первым делом визитировал бар, которым ведал бывший прыгун в длину, тощий и желтый, как осенний лист, бармен Митя. К человечеству это дитя нарпита относилось с презрением («лишь открою бар, а они, как мартышки из вольера, мчатся к стойке»), с ценами на спиртное Митя обращался легко и варьировал ими в зависимости от своего настроения и степени надратости клиента. В репертуаре бара блистали коктейли «Агония перестройки», «Поцелуй Ельцина», модный «Черный русский» (то ли российский негр, то ли погрязший в темных делах соотечественник) и специально для нас, асов шпионажа, коктейль «Мечта Джеймса Бонда» (половина водки, половина вустерского соуса – гремучая смесь!).

Но особой популярностью пользовался коктейль «Кровавый Петя, папа Мэри», названный так в честь некоего Питера, американца из Северной Каролины, который оказался хроническим алкоголиком и наркоманом, кутил ночами, любил писать на палубе, падал пару раз в воду и вынудил капитана создать специальную группу, опекавшую буйного Петю, которого в конце концов препроводили в психиатрическую больницу в Ульяновске, так и не переименованном в Симбирск. Коктейль самым приятным образом совпадал с моим новым именем, и тут, наверное, стоит нарисовать и собственный портрет. Джованни, так и тянет прибить к стене холст, взгромоздиться на стремянку (не знаю, как это сооружение звучит по-итальянски) и талантливой кистью… но нет! Учитель всегда призывал к скромности в личной жизни, всегда равнялся на Владимира Неистового, жившего в шалаше, и даже на Иосифа Грозного, обходившегося железной койкой, сапогами и портянками.

Твой покорный слуга выступал как скромный доктор биологии Петя Лосев, ничего умнее я не придумал, но и это не так плохо, гораздо лучше, чем, например, гинеколог, которым я однажды прикидывался и чуть не погиб от ласк женщин. Увы, не было у меня на голове лаврового венка, как у тебя, Джованни (зачем ты напялил этот веник?), не взирал я кротко, как ты со старинной итальянской гравюры в вензелях, словно не автор фривольного шедевра, а кастрированный философ Абеляр, и взгляд мой был не столь грустен, как у тебя, наоборот, он игрив и чуть скептичен, и голова не клонилась поэтически в сторону, словно ее раскачивали или отвинчивали, и не сжимал я нарочито огромный фолиант. И вообще, если бы писал меня великий художник (пока еще не наступило время, хотя уверен, что никто не пройдет мимо центральной фигуры российской истории XX и XXI веков), то наверняка бы заметил: «Всего в меру!» Да, всего в меру. Правда, ростом не вышел, но зато…

Куски биографии. Вырос в простой семье сельских учителей-коммунистов, детей революции, переживших и Октябрьскую, и Гражданскую, и две кровавые мировые войны. Скромный домик, почитаемый всеми селянами, книги Маркса, Ленина, Ушинского и Макаренко, внушавшие трепет Брокгауз и Эфрон, толстые тома Даля и, конечно же, вся русская и советская классика. В родительской спальне, куда вход возбранялся без разрешения отца, висела брюлловская копия «Плененного Купидона» Франсуа Буше, написанного для будуара мадам де Помпадур: словно сотканные из облаков, светящиеся изнутри бледным огнем три прекрасные Грации стыдливо и дразняще возлежали среди диких роз, любуясь беспечным младенцем. Это картина, которой я тайно часто любовался, воздействовала на мою мальчишескую жизнь, я подолгу разглядывал томящуюся от желания Талию. Ее красноватый сосок, терявшийся в изгибе круглого локтя, волновал меня до дрожащего тумана в голове, до мучительных снов, и потом, уже в Сызрани и в подмосковной разведшколе, она являлась ко мне, поднявшись с усеянной розами земли, и прижимала к груди, и награждала поцелуем, и я просыпался в мокром ознобе – о, юность моя! Мираж! Навеки ушедшая fata morgana!