Пока ходили за плетью, бедный мой учитель торопливо раздевался, чтобы сохранить одежду в целости. Я продолжала то упрашивать, то требовать от Шариана, чтобы его не наказывали. Поначалу хозяин слушал меня спокойно, лишь тонкие губы его подрагивали, а потом схватил за руку, дернул на себя, и, склонившись к самому уху, прошипел длинную зловещую фразу, из которой я поняла, что Кирил будет наказан, и я тоже, если не замолчу, и что он, Шариан, знает, что Зен не виноват, но его надо было поставить на место.
Я в панике посмотрела на Кирила; он уже разделся и ждал наказания. Один из слуг Шариана зашел во дворик, поигрывая плетью, чьи очертания раздваивались и смазывались в моих глазах, делая ее еще страшнее. Кирилу велели встать лицом к стене и упереться в нее руками.
Раздался предупреждающий свист; несколько хвостиков плети впервые разрезали воздух и с кажущимся мне оглушительным звуком опустились на спину учителя.
— Один, — выдохнул Кирил, начиная счет.
За первым ударом последовал второй, третий… Я не смотрела, но все слышала; уйти Шариан мне не позволил. Он стоял рядом и комментировал, что видит, чтобы мне стало еще хуже: «Десять ударов, а Кирил уже переступает с ноги на ногу. Одряхлел совсем», «Вот и первая кровь», «Осталось недолго».
Тонкий присвист плети и страдальческие вздохи старика стали тише, потонули в шуме и гуле, возникшими в моей голове. Живот вдруг скрутило таким сильным спазмом, что я ахнула и, вцепившись в Шариана, стала ловить ртом воздух. Живот окаменел, звуки пропали совсем, и я осталась на несколько мгновений наедине только с непереносимой, вгрызающейся в низ живота болью.
— Ирина! Смотри на меня! — приказал зеленоглазый, подхватывая меня, но я уже ничего не могла — ни смотреть, ни слушать…
Глава 6
Первые несколько дней после выкидыша я не вставала с кровати и послушно пила отвары, которыми меня поил Шариан. От некоторых в матке снова возникали спазмы, усиливающие мазню, но я не пугалась, понимая, что эти отвары помогают телу избавиться от лишнего и не допустить воспаление и заражение.
Тепло, хорошая пища и покой способствовали тому, что физически я быстро оправилась, и скоро молодой, стремящийся к выздоровлению организм потребовал активности, прогулок, свежего воздуха. Да и морально по мне это не ударило: я не планировала беременность, узнала о ней совсем недавно, и, несмотря на то, что здесь очень ценят мэз-матерей, не хотела ребенка. Кого бы я ни родила — мальчика или девочку — их бы не ждала здесь хорошая судьба.
Кирила ко мне больше не пускали, и навещал меня только Шариан. Хоть он и обходился со мной немного добрее, чем прежде, это меня не обманывало; теперь я была уверена, что он будет готовить меня не в мэзы, а в декоративки. Вообще, мне кажется, он решил сделать меня декоративкой сразу после того инцидента с ванной, но колебался все это время, раздумывал, что ему доставит больше удовольствия: возможность испортить мне жизнь или награда, которую он мог бы получить от Хауна за еще одну молодую женщину, способную рожать.
Мысли о родном мире и близких я решительно отгоняла, чтобы не расклеиться. Если мне выдастся когда-нибудь возможность вернуться домой, сама не знаю, как, то я вспомню о них, а до этого усилиями воли буду заставлять себя не думать о них, не вспоминать. Хотя сердце ноет, я должна думать в первую очередь о своем собственном спасении.
Но что для меня будет спасением?
Мэзава. Я должна во что бы то ни стало туда попасть, потому как пожизненно стать «общественной собственностью» не входит в мои планы. Да, какое-то время придется потерпеть все прелести этой «общественной» жизни, а точнее ужасы, но каждый день будет приближать меня к цели. Я выучу имперский язык, постараюсь разузнать, как добраться до Мэзавы и не попасться мэнчи, придумаю что-то со зрением — найду возможность потолковать со стеклодувом и купить у него очки или что-то похожее на них.
Спустя неделю после выкидыша кто-то тихонько постучался в дверь моей «тюремной камеры». Я подошла к двери.
— Это я, Кирил, — раздался из-за нее знакомый голос.
— Кирил! — обрадовалась я. — Как твоя спина? Как ты весь?
— Что со мной станется? — невесело усмехнулся учитель. — Только шкура потрепалась, и всего-то. А вот ты потеряла ребенка…
— И хорошо, — тихо сказала я. — Не хотела бы я, чтобы мой ребенок жил в этом мире.
Кирил помолчал и произнес траурным тоном:
— Мне очень жаль. Ты станешь декоративкой. Хозяин больше не видит в тебе мэзу.
— Знаю.
Он снова помолчал, затем преувеличенно бодро сказал:
— Ты хороша собой и молода, поэтому тебя купит какой-нибудь ни-ов, и ты попадешь в богатый городской дом. Постарайся привязать того, кто тебя купит, чтобы он купил тебя и на следующий месяц, и, если боги будут к тебе благосклонны, он к тебе привяжется, и будет выкупать всегда.