Декоративка. Книга 2

Как и сказал Зен, Млад поначалу лежал в лежку. Я подготовила ему местечко около окна, самое укромное,  исправно подливала в миску чистую воду и кормила и, естественно, глаз с него не сводила. Не получалось у меня делать вид, что его нет, и не нервировать своим присутствием: и я, и волк следили друг за другом и реагировали на каждый звук.

Млад ел неохотно и мало, а вот пил много, и, соответственно, много мочился. Я обустроила ему туалет наподобие большого лотка: попросила Тредена раздобыть  большой ящик и песка. Бородач, выкроив время, нашел искомое и помог мне установить ящик в комнате. Когда он спросил, зачем это нужно, я объяснила, что для Млада.

 — Умно, — хмыкнул мужчина, и огляделся в комнате.  — А хорошо у тебя тут,  покойно да высоко. И дверь крепкая. Чужой просто так не зайдет.

 — Это покои Фланы. Я безумно рада, что она оказалась такой доброй девчонкой.

 — Толку-то с ее доброты? Ума-то нет, — проворчал бородач.

 — Да брось ты, не глупая она. Просто наивная.

 — Вот-вот, наивная. Была бы прозорливей, никогда б с тобой не связалась.

 — Ну, вот Зен прозорливый, а не побоялся со мной связаться.

 Треден усмехнулся:

 — Дык он такой же, как ты.

 — Какой?

 — Борзый. Но ему позволительно, он мужик, а ты все божеские законы попрала своим неженским поведением. Вот смотри, осерчают на тебя боги да сделают мужиком!

 — Вот было бы славно! Рожать не надо, месячных нет...

 — Ты и так рожать не собираешься…

 — Ой, хватит. Еще от тебя не хватало выслушивать про великое предназначение женщины.

 Он поворчал еще немного, для проформы, и побрел к дверям.

 — Эй, Тред, куда торопишься? Давай посидим вместе, поедим.   И не надо мне втолковывать про дела и заботы; если что, скажи, я задержала.  У меня с ужина пирог отличный остался, с творогом, и молока кувшин.

Бородач  отказываться не стал и присел ко мне на кровать. Поделив пирог, мы стали есть; я  расспрашивала про волчьи повадки, а сама  разглядывала мужчину. Он вовсе не стар, ему, вроде бы, и шестидесяти нет, но в последнее время сдал:  отощал, но при этом лицо начало ползти вниз, а в волосах изрядно прибавилось  седины. Это все стресс, недоедание, усталость… Я сама лет на десять старше выгляжу, как женщина средних лет, и  у самой уже седина мелькает в косе. А ведь мне только двадцать три… Было. День рождения-то у меня в середине зимы, а зима уже кончилась.

Осознав, что  начинаю проживать уже двадцать пятый год своей жизни, я даже жевать перестала, и, кое-как проглотив кусок пирога, отложила остатки в сторону. Время летит быстро, и оглянуться не успеешь, как наберется год, как я здесь, а потом второй, третий… Все это время моя семья будет считать меня погибшей или, что еще хуже, похищенной  и удерживаемой против воли.

  — Что такое?  — спросил Треден, заметив перемену в моем настроении.

  — Да так…  — вымолвила я, пряча взгляд, чтобы он не заметил, сколько в нем всего болезненного, и отшутилась:  — Старею.

 Треден удивил меня. Вместо того чтобы по своему обыкновению сказать что-то эйджистское  вроде «Ну да, немолода ты уже, пора за ум браться», он весело заявил:

 — Не боись, ты такая задира, что не доживешь до старости.

Я взглянула в его глаза-вишни,  увидела в них мальчишеский задор и участие, и   мне сразу стало легче. Несмотря ни на что, Треден остался добрым человеком, сочувствующим, а то, что он любит брюзжать, как столетний дед, не меняет того факта, что глаза у него молодые и красивые. Хотелось бы мне быть такой же, как он.

 — Не хочешь стареть,  — добавил он,  — дерни Млада за хвост, и умрешь молодой.

 — Вот это да,  — протянула я с улыбкой.  — Ты, оказывается, шутить умеешь!

 — Ха!  Так будешь Млада за хвост дергать?

 — Нет уж, спасибо, предпочту стареть дальше.

 — Как знаешь, Иринка!

Простое «Ира» Тредену не понравилось, и он теперь звал меня «Иринкой».  В свою очередь, я перестала величать его полным именем и по-простому, как и Зен, называла  Тредом. Это был новый этап наших отношений, которые я про себя называла «стайными».

 — Заглядывай ко мне почаще, Тред,  — попросила я.

Так он и стал ко мне подниматься каждый день, то утром, то вечером, в общем, когда выдастся свободное время. Флана отсутствовала практически целями днями, впахивая на кухне в наказание, и это было хорошо: я могла спокойно заниматься Младом. Ну, как спокойно… Это было нервное и напряженное ожидание его выздоровления, гадание «укусит-не укусит», можно ли подойти или нет, отреагирует ли он на команды… Ящик с песком волк  без подсказок стал использовать по назначению, и пахучие производные своего организма закапывал усердно, так что не особенно то и пахло в комнате.  Сама комната волка не особо интересовала, как и Флана, он довольно редко вставал и ходил,  все больше спал, и активизировался только, когда заходил Треден: ему он и голову на колени клал, и носом тыкался, и обнюхивал нежно. Бородач радовался, что волчина идет на поправку, но еще больше его обнадеживало то, как спокойно он себя ведет.

Словом, кризис миновал, и мы могли выдохнуть.