Декстер во тьме

Старец держал Астор за шею, причем захват был куда сильнее, чем могло показаться при его слабом телосложении. Он подтолкнул девочку к открытой топке.

— Бросай пистолет! — произнес он. — Или она сгорит.

Я не видел причины сомневаться в том, что именно так он и поступит, как не видел и способа его остановить. Все, кроме нас, разбежались.

— Если я брошу пистолет, — сказал я, надеясь, что это прозвучало разумно, — откуда мне знать, что вы ее все равно не кинете в огонь.

Старец зарычал, и это вызвало у меня приступ боли.

— Я не убийца, — заявил он. — Обряд должен совершаться праведно, не то он будет просто убийством.

— Не уверен, что понимаю, в чем разница.

— Тебе не дано. Ты отклонение от нормы.

— Откуда мне знать, что вы в любом случае не убьете всех нас? — сказал я.

— Ты тот, кого я должен был предать огню, — ответил он. — Брось пистолет, и сможешь спасти эту девочку.

— Не ужас как убедительно, — заметил я, растягивая время в надежде, что оно принесет спасение.

— Мне нет нужды убеждать, — отозвался старец. — Это не тупик. На острове есть и другие люди. Скоро они вернутся сюда. Тебе всех не перестрелять. И божество по-прежнему здесь. Но раз уж тебе так необходимо убеждение, то… Если я полосну твою девочку несколько раз, может, поток крови убедит тебя? — Он потянулся к бедру, ничего не нащупал и нахмурился. — Мой нож, — произнес он, а потом выражение замешательства на его лице сменилось подлинным удивлением.

Он безмолвно раскрыл рот, да так и застыл, словно вот-вот споет арию.

А потом он упал на колени, насупился и рухнул лицом вниз, продемонстрировав торчавший в спине нож и стоящего позади него Коди. Мальчик с легкой улыбкой наблюдал, как старик падает, а потом перевел взгляд на меня:

— Говорил же тебе, что я готов.

Глава 40

В последнюю минуту ураган повернул на север, и для нас дело кончилось проливным дождем и слабым ветром. Самая сильная буря разразилась далеко к северу от Торо-Ки, и мы, Коди, Астор и я, провели остаток ночи в элегантной комнате, приперев одну дверь диваном, а другую — большим кожаным креслом. Я позвонил Деборе по найденному в комнате телефону, а потом устроил из занавесок небольшую постель за баром, рассудив, что толстое красное дерево обеспечит нам дополнительную защиту, если таковая понадобится.

Не понадобилась. Всю ночь я просидел с позаимствованным пистолетом, сторожа двери и сон детей. А поскольку никто нас не беспокоил, то, признаться, этого не хватало для поддержания мозга в жизненном состоянии, вот я еще и размышлял.

Думал о том, что сказать Коди, когда тот проснется. Вонзив нож в старика, мальчик все изменил. Что бы он там себе ни думал, Коди не был готов к тому, что совершил. Если разобраться, он себе самому все сильно осложнил. Путь ему предстоял долгий и трудный, и я не знал, сумею ли хорошо справиться с тем, чтобы он не сходил с этого пути. Я не Гарри, никогда бы не смог стать в чем-то похожим на Гарри. Гарри двигала любовь, у меня же совершенно иная операционная система.

И что с ней теперь? Что такое Декстер без Тьмы?

Как мог я надеяться прожить жизнь, не говоря уже о том, чтобы воспитать детей, если у меня внутри зияющая серая пустота? Старец говорил, что Пассажир вернется, если мне будет достаточно больно. Мне что, истязать себя физически, чтобы дозваться его домой? Каким образом? Стоял я недавно в горящих штанах, глядя, как Астор едва в огонь не бросили, и этого оказалось не достаточно, чтобы вернуть Пассажира.

Я так и не нашел ответов, когда на рассвете прибыла Дебора с отрядом спецназа и Чацки. Они выяснили, что на острове не осталось никого, как и никаких указаний на то, куда все подевались. Тела старца, Уилкинса и Старзака запротоколировали и упаковали, все мы забрались в большой вертолет береговой охраны для возвращения на материк. Коди с Астор, конечно, были в восторге, хотя отлично справились с тем, чтобы сделать вид, будто их это не впечатлило. И после всех объятий и причитаний, обрушенных на ребят Ритой, и общей витавшей в воздухе радости от хорошо проделанной работы среди остальных жизнь продолжалась.

Только и всего: жизнь продолжалась. Не происходило ничего нового, мои вопросы так и остались нерешенными, а новых направлений поиска ответов на них я не находил. Это было просто возобновление угнетающе обычного существования, которое для того, чтобы перемолоть меня, делало больше, чем могла бы сделать вся физическая боль на свете. Наверное, старец прав. Наверное, я отклонение от нормы. Но даже им я больше не был.

Я чувствовал себя шариком, из которого вышел весь воздух. Не просто опустошенным, но каким-то образом завершенным, словно все, ради чего я явился в этот мир, уже сделано, и моя пустая оболочка осталась жить воспоминаниями.