Декстер во тьме

Я все еще жаждал ответа на постигшее меня обезличивание, но так и не получил его. Теперь мне казалось, что, похоже, никогда не получу. В своем онемении я уже не смог бы ощутить достаточно глубокую боль, чтобы вернуть домой Темного Пассажира. Все мы были в безопасности, плохие парни либо мертвы, либо разбежались, но это не имело никакого отношения ко мне. Если это звучит эгоистично, то я никогда и не отрицал, что являюсь крайним индивидуалистом, во всяком случае, когда за мной никто не следит. Теперь, конечно, мне придется прожить роль, которую я играл, и мысли об этом наполняли меня отдаленной, унылой ненавистью, от которой не было сил отрешиться.

Ощущение это не оставляло меня несколько последующих дней и в конце концов отошло на задний план, чтобы я начал принимать свой новый постоянный жребий. Декстер Забитый. Я научусь ходить ссутулясь, одеваться во все серое, и дети будут подшучивать надо мной, потому что я такой грустный и тоскливый. И наконец, в какой-нибудь жалкой старости я просто рассыплюсь незамеченным и позволю ветру развеять мой прах по улице.

Жизнь продолжалась. Дни мешались в недели. Винс Масука проявил бешеную активность, раздобыл нового, более приемлемого организатора банкетов, подбил меня на пошив смокинга и, в конечном счете, в день свадьбы вовремя доставил меня в переполненную церковь в Коконат-Гроуве.

Я стоял у алтаря, слушал орган и ожидал с новым онемелым терпением, когда Рита прошествует по проходу под венец и окажется связанной со мной нерушимыми узами. Сцена весьма трогательная, будь я способен ее оценить. Церковь была полна празднично одетых людей… Вот уж не знал, что у Риты так много друзей! Наверное, теперь и мне следует обрести нескольких. Вместе терпели бы это серое бессмысленное существование. Алтарь утопал в цветах, а Винс стоял рядом со мной, нервно потея и каждые несколько секунд судорожно вытирая ладони о брючины.

Потом орган заиграл громче, все в церкви встали и повернулись назад. И вот они появились: впереди Астор в прекрасном белом платье, с завитыми волосами и огромной корзиной цветов. Следом шел Коди в маленьком смокинге, напомаженные волосы льнули к голове, в руках бархатная подушечка с кольцами.

Последней вошла Рита. Глядя на нее и детей, я, казалось, видел, как парадом направляется ко мне вся нудная мука моей новой жизни с ее родительскими собраниями и велосипедами, ипотеками и заседаниями добровольных дружинников, мальчиками-скаутами и девочками-скаутами, футболом, новой обувью и брекетами.

Все то безжизненное, бесцветное пассивное существование, мучения которого виделись слепяще отчетливо, едва ли не больше, чем я мог вынести. Оно окатывало меня изысканной мукой, пыткой, хуже которой я никогда не испытывал, болью до того острой, что я закрыл глаза…

А потом я почувствовал странное шевеление внутри, нечто вроде волнующего прилива, ощущения, что все именно так, как тому и следует быть, ныне и вовеки, мир без конца, что сошедшиеся тут никогда не должны проживать порознь.

И, дивясь этому ощущению правоты, я открыл глаза и направил взгляд на Коди с Астор, которые поднимались по ступенькам, чтобы встать со мной рядом. Астор вся так и светилась счастьем, такой я еще не видел ее, и это наполняло меня чувством, что все хорошо, все правильно. И Коди, так величественно ступавший осторожными шажками, очень торжественный на свой тихий лад. Его губы вновь шевельнулись, и я чуть-чуть наклонился, чтобы услышать его.

— Твоя тень, — произнес Коди. — Она вернулась.

Я медленно распрямился и на какую-то долю мгновения закрыл глаза. Ровно настолько, чтобы услышать шипящее с присвистом хихиканье: добро пожаловать домой.

Пассажир вернулся.

Я открыл глаза, чтобы увидеть мир таким, каким ему следовало быть. Не важно, что я стоял в окружении цветов, света, музыки и счастья, что Рита уже поднималась по ступенькам, стремясь по библейскому завету прилепиться ко мне навсегда. Мир снова стал единым целым. Миром, где луна поет гимны, а тьма внизу гармонично мурлычет, перебиваясь лишь контрапунктом острой стали и радостью охоты.

Больше никакой серости. Жизнь вновь встала на место, где сверкают лезвия и тени таятся во тьме, место, где Декстер прячется за светом дня, с тем чтобы выскочить из ночи и быть тем, кем ему суждено быть, — Декстером Мстителем, Декстером Водителем для того, кто вновь занимал заднее сиденье.

И я чувствовал, как совершенно искренняя улыбка расплывается по моему лицу, когда Рита, поднявшись, встала рядом, улыбка, сохранявшаяся все время, пока звучали прелестные слова и рука была к руке, потому как еще раз, вовеки и навсегда, я мог повторить это вновь.

Согласен. И да, непременно, на самом деле, непременно исполню.

И скоро.

Эпилог