Декстер во тьме

А потому весть, что дело ведет Дебора, была со всех сторон приятной, да вон она и сама стоит на той стороне дорожки, беседуя со своим боссом, капитаном Мэттьюсом: несомненно, снабжает его мелкими боеприпасами для предстоящей войны с журналистами, которые попросту отказывались принимать его благостное изображение произошедшего.

Фургончики прессы уже подтягивались и выплевывали из себя съемочные группы, а те запечатлевали на пленке окружающую местность. Неподалеку пара волкодавов местного эфира, торжественно вцепившись в микрофоны, заунывно вещала о трагедии двух жизней, столь грубо оборванных. Как всегда, мной овладела благоговейная признательность за то, что я живу в свободном обществе, где у прессы есть священное право выносить на экраны вечерних новостей отснятые кадры мертвых людей.

Капитан Мэттьюс мягко пригладил ладонью и без того идеальную прическу, хлопнул Дебору по плечу и отправился толковать с журналистами. А я двинулся к сестре.

Она стояла там, где Мэттьюс ее оставил, вперив взор ему в спину, когда тот вступил в диалог с Риком Сангре, одним из настоящих гуру репортажа, который всегда следовал лозунгу: «Если там льется кровь, новость пойдет первой!»

— Ну, сестренка, с возвращением в реальный мир, — сказал я.

В ответ она кивнула, бросив:

— Гип-гип ура!

— Как себя чувствует Кайл? — поинтересовался я, поскольку воспитание подсказывало, что именно об этом следует спросить.

— Физически? — уточнила она. — Он в полном порядке. Зато его не покидает чувство бесполезности. А вашингтонские засранцы не позволяют ему вернуться к работе.

Мне трудно судить, может ли Чацки вернуться к работе, потому что никто и никогда не говорил, в чем именно состояла его работа. Как я понимал, она имела какое-то отношение к деятельности правительства и была секретной. Это все, что было мне известно.

— Что ж… — промямлил я, подбирая подходящее клише. — Уверен, просто нужно немного подождать.

— Ну да, — отозвалась Дебора и оглянулась на место, где лежали два обгоревших тела. — Как-никак, а это отличный способ отвлечься.

— Мельница слухов доносит, что ты связываешь это с сантерией, — сказал я, и она резко повернула голову ко мне.

— А ты считаешь, что это не так? — последовал требовательный вопрос.

— О нет, вполне возможно.

— Но?..

— Никаких «но»! — ответил я.

— Черт побери, Декстер! — завелась она. — Что тебе об этом известно?

Наверное, вопрос был справедливым. Я славился тем, что иногда высказывал весьма точные предположения по кое-каким наиболее ужасным убийствам, которые мы расследовали. Я заработал некоторую репутацию благодаря моему пониманию того, как мыслит и действует извращенный маньяк-убийца, что вполне естественно, ведь я и сам был извращенным маньяком-убийцей, но об этом не знал никто, кроме Деборы.

И хотя о моей истинной природе Деборе стало известно лишь недавно, она не стеснялась прибегать к ней, когда это помогало в работе. Я не возражал: рад помочь. И меня, сказать по правде, не очень-то трогало, если кто-нибудь из моих коллег-монстров оплачивал свои долги обществу на электрическом стуле… если, конечно, приговоренный не оказывался из числа тех, кого я сберегал для собственного невинного удовольствия.

Однако в данном случае мне нечего было сказать Деборе. На самом деле я надеялся, что она поделится со мной крохами информации, хоть чем-то, что могло бы объяснить странное и несообразное поведение съежившегося на заднем сиденье Темного Пассажира. Это, конечно, не входило в категорию сведений, какими я с чистой совестью поделился бы с Деборой. И что бы я ни сказал по поводу двойного огненного жертвоприношения, она бы мне не поверила. Осталась бы уверена, что у меня есть информация и некая точка зрения, но я желаю придержать их для себя. Единственный, кто может быть более подозрительным, чем ближайший родственник, — это ближайший родственник, служащий в полиции.

Она явно была убеждена, что я что-то утаиваю от нее.

— Ладно, Декстер, кончай прикалываться и выкладывай, что ты про это знаешь.

— Сестричка дорогая, я в полной растерянности!

— Полное дерьмо! — отрубила она, явно не замечая иронии. — Ты что-то держишь за пазухой.

— Никогда в жизни! Стал бы я врать своей единственной сестре?

Она пристально глянула на меня:

— Стало быть, это не сантерия?

— Понятия не имею, — признался я как мог успокаивающе. — Отсюда, похоже, и было бы здорово исходить. Только…

— Я знала! — выпалила она. — Но что?

— Ну… — начал я и остановился, так как это только-только пришло мне в голову и, вероятно, ничего не значило, но потом решил идти дальше. — Ты когда-нибудь слышала, чтобы сантеро использовали керамику? И быков? Для своих целей они предпочитают козлиные головы.

С минуту она в упор смотрела на меня, потом качнула головой:

— Это все? Все, что у тебя есть?

— Я же говорил, Дебс, нет у меня ничего. То была всего лишь мысль, да и та только что в голову забрела.

— Ладно, — буркнула Дебора. — Если ты говоришь правду…

— Конечно правду! — заартачился я.