– По большому, по большому, умник сраный! – с раздражением бросил старпом. – Не доставай капитана своими штучками-дрючками. Понял? – старпом был раздосадован тем, что адвокат будет мозолить перед его глазами ещё неделю или даже более того.
Обрезание – гарантия бесплатной медицинской помощи
Иногда люди меняют имена, но чаще – фамилии. В жизни это не всегда помогает, т. к. если кого-то бьют, то бьют по лицу, а не по паспорту.
Нельзя сказать, чтобы Монзикову после того, как его раздели и уложили в каюте, стало хуже, но и лучше ему не было. Он нещадно стенал, громко матерился и всё время что-то требовал. Ему постоянно мерещились кошмары, снилась тёща и турок Мустафа. Монзиков страдал.
Когда Миндальный встал под разгрузку в Хайфе, то капитан решил Монзикова показать израильским врачам. Полусонного Монзикова помогли погрузить в карету скорой помощи и, вздохнув с облегчением, проводили взглядом, пока машина скорой помощи не растворилась в городском потоке транспорта.
Медики минут десять пытались объяснить русскому капитану, что все услуги в Израиле платные, за всё надо платить. Капитан же настаивал на том, чтобы Монзикову оказали лишь первую медицинскую помощь бесплатно, как своему гражданину, потерявшему паспорт и другие документы.
Именно это обстоятельство сыграло злую шутку с Александром Васильевичем, которого медики стали оформлять как сына страны обетованной.
Уже через 40 минут после первичного осмотра Монзикова полностью раздели и стали готовить к операции. Пустяковая операция, необходимая каждому иудею по религиозным и гигиеническим соображениям предполагала обритие и тщательную помывку паховой зоны. От постоянного тисканья и перетаскивания из одного кабинета в другой Монзиков прилично устал и был бессилен расспрашивать и уж тем более сопротивляться предстоящей операции.
Осмотр головы был затруднен большой копной сальных рыжеватых волос, которые вместе с усами взяли да и сбрили.
Саму операцию делали под местным наркозом. Монзиков отчетливо слышал русскую речь склонившихся над его израненным органом совдеповских эскулапов, оказавшихся на волне перестройке на своей новой родине.
Обрезание прошло успешно, с чем и поздравили Александра Васильевича, хотевшего только одного – покоя и сна.
Обрезание было вынужденной мерой, поскольку даже вновь прибывшим репатриантам бесплатную медицинскую помощь оказывали только тогда, когда у мужчины было сделано обрезание.
Свободных мест в каждой палате было 2-3, поскольку никаких военных или боевых действий ни в Секторе Газа, ни в Иерусалиме в последние два-три месяца не было. Не было и терактов.
Медицинское обслуживание в израильских больницах и госпиталях было схожим с российским с той лишь разницей, что не надо было покупать самим больным или их родственникам лекарств, работали туалеты и нигде ничего не капало, не стучало, не летело… Холодильники, телевизоры, радио и городские телефоны стояли не только у глав. врачей, а в каждой палате. Нянечки и медсестры не производили впечатление убогих и полунищих, а врачи были предупредительны и корректны. Чистота и порядок, цветы, скромная, но с виду новая мебель создавали впечатление благополучия и разумного комфорта во всем израильском здравоохранении.
Через три дня судно отходило от главного причала Израильского порта Хайфы, куда были доставлены спирт в стеклянных бочках по 50 литров каждая и пенька. Израильтяне издавна закупают это только у России. Но если судьбу спирта еще как-то можно предугадать, то для какой балды им нужна пенька, да ещё в таком количестве? Этого ни Монзиков, ни даже я – слесарь-сантехник с многолетним стажем – не знаем до сих пор.
То ли Монзикову на рынке что-то отбили, то ли это совпало с рационом его питания, но ел он теперь только жидкое и протертое, т. к. зубы его нестерпимо болели, десны кровоточили, губы распухли до гигантских размеров. Ни один фантаст или баталист никогда не описывал образ чудища, у которого было бы такое ужасное, изуродованное лицо. К сожалению и другие части тела выглядели не лучшим образом.
Монзиков от нечего делать попытался было заняться рукоблудием, но первые же движения вызвали резкую боль не только в паху, но и в ребрах, и в голове, которая чутко реагировала на сигналы, поступавшие от разных поврежденных органов адвоката.
Переведя дух, Монзиков достал из трусов свой конец и с ужасом обнаружил, что его обработали скальпелем без его согласия и против его воли. Жаловаться было некому, а слезы и без того лились из воспаленных серо-голубых глаз. Трехдневное пребывание в лечебном учреждении г. Хайфы оставило след не только в душе, но и на теле бедолаги Монзикова.
Тишина