Дела и ужасы Жени Осинкиной

И вот я сижу в аудитории, слушаю и думаю: Сталин-то кто же тогда получается? Садист самый настоящий. А я на демонстрации ходила! Мечтала увидеть его на мавзолее — тогда все правительство в праздничные дни стояло на мавзолее, а мимо шла демонстрация — с цветами, с плакатами, лозунгами…

— А лозунги тогда какие были? — интересовался Степа.

— «Да здравствует великий вождь советского народа Иосиф Виссарионович Сталин!», «Спасибо товарищу Сталину за нашу счастливую жизнь!» — все вот такое…

Сначала Степка все эти рассказы никак вообще не мог понять. Переспрашивал бабушку:

— Как это — били по сломанному позвоночнику?.. Фашисты, что ли? Во время войны?..

Бабушка даже сердилась:

— Я уже три раза тебе повторила — совсем не фашисты, а наши, русские, тогда — советские. Почему же, по-твоему, мне дурно-то стало? И не во время Отечественной эти пытки были, а еще до нее.

Очень трудно все это было Степке понять. А бабушка Елена Ивановна в свою очередь удивлялась на его удивление и непонимание:

— Разве в школе-то вам об этом не говорят?

Степка стеснялся сказать, что, может, и говорили, только он прослушал.

Бабушка поясняла Степе: всего за несколько лет до начала Второй мировой войны (которая для нашей страны стала Отечественной — потому что враг вступил на нашу землю) Сталин арестовал самых известных маршалов и командующих армиями. И объявил всех «врагами народа». И вот из доклада Хрущева она узнает, и вместе с ней все студенты, преподаватели — прямо тут же, в этой самой аудитории, что — ничего подобного! Арестовали их, оказывается, совершенно опять-таки зазря. Ничего себе!

Их тоже страшно пытали, требуя признания в том, что все они — шпионы. А потом всех расстреляли.

И через несколько лет, когда Гитлер на нас напал, оказалось, что армией-то руководить некому — старший командный состав или расстрелян, или в концлагерях сидит. Только не в фашистских, а в своих.

Глава 16. Музей в Эликманаре

…Уже потом, когда Степа всем этим по-настоящему заинтересовался, он узнал, что, например, будущего прославившегося в войну маршала Рокоссовского три года держали в известной петербургской тюрьме «Кресты». Выпустили только в 1940 году, с выбитыми передними зубами. Через год началась война, и он стал одним из главных военачальников. Степкин прадед в его армии воевал.

А когда его еще только арестовали, директор школы, где училась его дочка, пришла в класс и сказала: «Дети, я хочу, чтобы вы все знали, что среди вас находится дочь врага народа. Ада (ее звали Ариадна), встань, чтобы все могли тебя видеть». Степа прямо ненавидел эту директрису. Он бы сумел ей сказать такое, что она потом бы долго кашляла!..

После войны этот самый прославленный маршал-победитель никогда не расставался с револьвером. Когда дочка спросила его — почему? — он ответил: «Если за мной снова придут, живым не дамся». Так не понравилось, значит, маршалу в родной советской тюрьме, где зубы выбивают.

Бабушка рассказывала, что в том самом 1956-м в университете все бурлило. Студенты только об этом и говорили — об арестах, пытках, расстрелах и лагерях.

Советская власть, например, очень любила объяснять, что «раскулачивание» было необходимо. Потому что «кулаки», мол, такие жадные — прятали «излишки» хлеба, не хотели почему-то отдавать его советской власти задарма — хотели продать и детям своим что-нибудь купить… За это у зажиточных крестьян отбирали дом и все, что в нем было нажито. Так объясняли в то время, когда бабушка и ее ровесники в школе учились.

А Степкин учитель истории — очень, между прочим, хороший — уже совсем по-другому рассказывал. Он читал им, например, такое постановление — «О проведении массовой высылки раскулаченных». Учитель читал вслух, а Степка записал в тетрадку. Там так было сказано: «В целях полной очистки от кулаков с мая по сентябрь 1931 года намечено провести массовую операцию по кулачеству с высылкой в отдаленные местности Союза со всех областей…». Выселяли нарочно только в «труднодоступные необжитые территории», то есть на болота, в тайгу. Отправляли с малыми детьми и стариками. Семьи тогда были многодетные — получилось высланных больше миллиона. Они умирали и по дороге, и в наскоро выкопанных землянках — в суровую сибирскую зиму. Очень много умерло. И зачем таких крепких, работящих крестьян погубили — Степка так и не понял. Тем более те, кто выселяли, были не лучше их, а хуже.