Дела и ужасы Жени Осинкиной

Она смотрела, казалось, в оцепенении, — и все молча, тоже оцепенев, смотрели то на записку, то на Женю. Одни из тех, кто столпились вокруг стола, знали все дело в деталях — например, Том — и не менее ее были поражены. Другие просто видели, как ошеломлена Женя, и от одного этого впали в замешательство.

Но мысль Жени отнюдь не оцепенела, а работала с бешеной скоростью. И наконец ее лицо прояснилось.

— Виктор, ты по всему дому прошел?

— Да более-менее по всему.

— Скажи, там у них кухня общая?

— Да, и большая довольно.

— А обеденный стол там стоит? Или только кухонный?

— Нет, обеденный есть.

Женя облегченно вздохнула и обернулась к хозяину:

— Мячик, найдется у тебя чистый лист бумаги? И фломастер, коричневый или какой-нибудь!

Мячик ринулся из комнаты и тут же вернулся с листом и фломастером.

Женя сдвинула спецовку на край стола, села поудобней, положила лист бумаги, а на него — расправленный листок с запиской. И провела по самому краю верхнего листка маленькую черточку фломастером.

После этого она осторожно подняла листок и вскрикнула.

На чистом нижнем листе отпечаталась черточка, будто проведенная красным карандашом.

Именно это Женя и предполагала увидеть — но сдержать вскрик не смогла.

Глава 24-я. Короткая, но многое объясняющая

— Прошу всех сесть, — торжественно сказала Женя. Все расселись на стульях, табуретках и на полу и затаили дыханье. Один Том все уже понял.

— Слушайте же, что на самом деле произошло — по моему разумению, — добавила Женя свою любимую формулу, перенятую ею у дедушки. — Олег, уходя по каким-то делам, вдруг в последний момент решил написать записку Лике — и оставить у нее в двери: он знал, что сейчас ее дома нет и еще долго не будет. В этот момент он уже выходил из своей комнаты через кухню, торопился, а под рукой у него бумаги не было. Тогда он пошарил в карманах, а там — авиабилет. Он же по нему слетал к матери — билет уже ненужный. Он оторвал от него верхний листок и присел к кухонному столу, на котором, заметьте себе, лежала газета! И прямо на газете — это же удобней, чем на голом столе, — написал коричневым фломастером на этом оторванном листке записку Лике. И выбежал с этим листком из дому. И не заметил, когда выбегал, что весь текст записки отпечатался на газете, только красным…

Когда пришла Анжелика — тоже через кухню, — она сразу увидела: на столе газета и прямо на ней — записка! Обращения-то там нет, вы же видите! А она все время думала об Олеге. И сразу решила, что записку он ей написал. Кому же еще, раз в их кухне оставил?!

— Круто… — прошептал Мячик.

— А что она еще могла думать в такой ситуации? И в назначенный в записке час радостно пошла к мостику!

— Навстречу своей гибели, — тихо добавил Том.

— А Олег, вернувшись домой, — продолжала Женя, и все слушали ее не шевелясь, — уже не увидел газеты с отпечатавшейся запиской, которую не заметил и раньше, убегая. Не увидел потому, что Анжелика, прочитав, естественно, отнесла ее в свою комнату. Там потом и нашла записку милиция. Экспертиза была неряшливая (Женя повторила слова адвоката), и эксперты не увидели, что это копия. Хотя должны были увидеть.

Женя замолчала. В комнате стояла тишина.

— И что же теперь будет? — пискнула Нита.

— Записку надо срочно передавать адвокату, — сказала Женя.

— Пусть пишет надзорную жалобу, — добавил Ваня-опер.

— А я, — продолжала Женя, — срочно еду на Алтай разыскивать Федю Репина.

— А чего его разыскивать, — подал голос Мячик. — Он у какой-то из своих теток.

— А адрес?

— Я всех троих адреса знаю, они все в разных районах живут. А между районами километров по триста, а то и побольше. А у какой тетки он сейчас — я не знаю. Он там у них нарасхват.

Тут все неожиданно заметили, что за окнами давно уже утро.

Голубел выцветший ситчик августовского неба. Березовые косы едва колыхались и слабо шелестели своей свежей зеленью, еще почти не тронутой золотом. И птицы робко пробовали заспанные голоса.

В комнату вошли Саня и Леша, одетые и умытые.

— Ну, куда едем? — бодро спросил Калуга.

Была его очередь садиться за руль.

Глава 25. Женя готовится к борьбе

Женя распределяла функции — кому ехать, кому оставаться и что делать.

— Первое и главное — полная тайна. Те, кто хочет, чтобы Олега освободили, пусть зарубят себе на носу (так всегда говорила Женина бабушка — «И заруби себе на носу!..»; Женя так и не поняла, что это значит, но в нужных случаях охотно повторяла) — сейчас все зависит от того, сумеем ли мы держать язык за зубами. Поймите — дело считается закрытым: вина доказана, человек отправлен в тюрьму. А мы опрокидываем…

— …всю доказательную базу, — продолжил Ваня-опер.

— Да! И это значит — кто-то грязно работал, кому-то за это попадет. Станет известно про пытки в милиции, про то, как выбивали у Олега признание. Ясно же — те, кто в этом виновен, будут изо всех сил стремиться помешать отмене приговора.