Дела и ужасы Жени Осинкиной

Главное — записка. Исчезнет записка — все кончено. Про нее никто, кроме всех нас, кто сейчас здесь находится, и адвоката, не должен знать. Если бы у нас был сейф — надо было бы хранить ее в сейфе.

На этом знакомом им слове Саня и Леша встрепенулись. Во все подробности дела, которым была занята Женя, они не вникали, но на ключевые, так сказать, слова реагировали.

К тому же записку они уже рассмотрели, подивились на ее хитрую изнанку, из-за которой человек отправился на пожизненное, и успели сказать Жене, что если надо будет подтвердить, откуда эту записку сейчас взяли, — они свидетели. Значение этой записки они осознали сразу и сполна.

— А чего сейф? — сказал Леша. — Наш барда…

Тут Леша вспомнил, как Женя говорила им, что слово, которое он привычно хотел произнести, — не очень-то приличное, и просила заменять его каким-нибудь другим.

— …Шкафчик-то наш — ну, напротив переднего сиденья, — чем он хуже сейфа? Любой сейф открыть можно. А тут прежде нам с Саньком надо бошки отвернуть. Причем обоим.

Они переглянулись, и всем присутствующим сразу стало ясно, что отвернуть головы им обоим — очень и очень непростое дело. И не всякому, и даже не всякой большой компании оно под силу.

— Ну что же, — сказала Женя, — спасибо, Леша! Да, наша машина для этой записки — не худшее место. По пути с ней как раз к адвокату заедем.

Женя повернулась к Тому.

— Я хотела бы, чтоб ты со мной поехал — будем вместе говорить с адвокатом. И ты, Мячик — поможешь разыскать Федю Репина в этом Горном Алтае. Там что, одни горы?

— Да нет, — Мячик, еще не отошедший от своего огорчения, дернул плечом, — почему горы? Там и речки есть.

— Мы будем работать, таким образом, над оправданием Олега, — продолжала Женя. — У нас для оправдательного приговора есть две очень важные вещи: два свидетеля, подтверждающие алиби Олега, и вещественное доказательство того, что Олег не писал записку Анжелике, не вызывал ее в тот вечер к мосту — то есть к месту убийства. Он вызывал — вернее, собирался вызвать — совсем другую девушку. Мы только не знаем, кто же убил Анжелику…

— Да это ведь не наше дело, а дело нового следствия! — вмешался Ваня-опер.

— Не скажи, Ваня. Если бы мы что-то узнали об этом — это бы Олегу очень помогло. Я тебя, Ваня, прошу организовать здесь, на месте, группу по расследованию обстоятельств преступления. То есть начать готовить второй этап операции. Собрать все, даже незначительные, детали, все свидетельства очевидцев — все, мимо чего милиция прошла. Она ведь только одной версией занималась — ложной. А нам нужно найти убийцу или убийц!

Женя говорила сухими формулировками, как строгая учительница, но щеки ее пылали, а глаза — особенного, редкого темно-зеленого цвета, напоминавшего цвет бутылочного стекла старых дорогих вин, горели. Она приготовилась к тому, что было, может быть, главным ее призванием, — к борьбе за правду.

В этот самый момент послышался странный звук — будто дверь в сени кто-то царапал когтями, скребся.

Леша и Саня встали одновременно, Леша осторожно приоткрыл дверь.

И в нее протиснулся маленький человечек.

Глава 26. Новые тайны

Человечек стащил с головы щегольскую кепочку и зажал ее в кулачке. Он был в бежевом костюмчике — таком шершавом, в крапинку который знающие люди назвали бы, пожалуй, твидовым. А под пиджачком была беленькая рубашечка; ее манжеты, как положено, на палец выглядывали из-под обшлагов. Ловкие темно-коричневые штиблеты были начищены так, что казались лаковыми, хоть лак и бывает, кажется, только черный.

Человечку было на вид то ли восемь, то ли все тринадцать, а может, и двадцать пять лет — понять точно было невозможно.

— А, Горошина, заходи! — раздалось несколько голосов. Все они принадлежали жителям Оглухина. Стало ясно, что человечек, несмотря на городской вид, — местная достопримечательность.

Человечек мял картуз и не знал, к кому ему обратиться. Наконец его взгляд остановился на Жене.

— Доброе утро, мадмуазель! — сказал он чопорно.

Женя смотрела на него во все глаза и с трудом пролепетала в ответ:

— Доброе утро…

— Вот, — так начал он рассказ. — Вот. Еще стояла зима. Но уже таяло. Я гулял за околицей. Боялся промочить ноги. Вдруг я увидел человека. Он был одет как горнолыжник. И синие брюки на коленях выпачканы — как будто ползал где-то в пыли. У него было в руке такое удобное устройство… такая двойная дорожная сумка… или двойной портфель… или плоский чемодан, складывающийся вдвое… Ну, с таким багажом путешествуют джентльмены в коротких поездках. Там умещается костюм, он складывается пополам, но не мнется. Он спросил меня, хочу ли я заработать десять долларов — как аванс, а если доведу дело до конца — то получу еще пятьдесят. Я сказал, что хочу.

Тут раздался издевательский смех Скина и его голос:

— Так и сказал, что хочешь? А зачем они тебе?

Мячик, который нередко заводился от Скина, тоже не выдержал:

— Ты бы сказал, что тебе его доллары ни к чему, что у тебя свои золотые прииски!