Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики

Иными словами, проблемами психического и физического здоровья периодические превращения Джона в Элеонору не могут быть объяснены. А потому обвинение в трансвестизме мы вынуждены с него снять, несмотря на утверждения современных исследователей, видящих в данном казусе пример «смешения гендерных ролей» (gender transgression)[635]: думается, что понятие «гендер» еще не было знакомо европейским обывателям конца XIV столетия.

Следует, скорее, предположить, что Джон Райкнер был бисексуалом, ибо легко вступал в интимные отношения как с мужчинами, так и с женщинами. Но и этого понятия – «бисексуальность» – люди Средневековья, похоже, не знали[636]. Вот почему данное дело повергло лондонских судей в такое замешательство. Не думаю, что они специально постановили не фиксировать в письменном виде приговор, вынесенный Райкнеру, как полагают издатели документа[637]. На мой взгляд, они просто не знали, как его сформулировать, – и, вполне возможно, просто решили отпустить обвиняемого на свободу, как, вероятно, поступили веком позже и их парижские коллеги в случае с монахами, переодетыми женщинами[638].

Безусловно, средневековые теологи (пусть их было и немного) осуждали мужской трансвестизм, но средневековые судьи пока еще не начали бороться с ним как с явлением, угрожавшим устоям общества. Да, они преследовали в уголовном порядке проституток и содомитов. Но их представления о разнообразии продажной любви кардинально отличались от наших. И кое-каких ее проявлений для них тогда еще просто не существовало[639].

Что же касается самого Джона Райкнера, то для него занятия проституцией были не просто забавой или приятным времяпрепровождением: они стали его профессией – и формой его повседневной жизни. На протяжении определенного времени он вполне сознательно овладевал этим ремеслом (не случайно в его показаниях присутствовал рассказ о двух его приятельницах, научивших его притворяться женщиной и завлекать мужчин). Он имел собственный круг клиентов, и временные «подработки» в качестве вышивальщицы или буфетчицы не отрывали его от основного занятия, которое, собственно, и являлось главным источником его дохода[640]. Он даже выбрал для себя «профессиональное» имя – как делали многие средневековые проститутки[641]. Кроме того, он, безусловно, четко разграничивал «работу» и личную жизнь, в которой всегда оставался полноценным мужчиной и вступал в любовные отношения исключительно с женщинами.

И с этой точки зрения Джон Райкнер в какой-то степени напоминает мне Невилла Сент-Клера, главного героя рассказа Артура Конана Дойла «Человек с рассеченной губой» (1891 г.), который, будучи благополучным и достойным членом общества, зарабатывал на жизнь, переодеваясь в нищего и прося подаяние в том самом лондонском Сити, где пятью веками ранее действовала «Элеонора»:

Теперь вообразите себе, легко ли работать за два фунта в неделю, когда знаешь, что эти два фунта ты можешь получить в один день, выпачкав себе лицо, положив кепку на землю и ровно ничего не делая? Долго длилась борьба между моей гордостью и стремлением к наживе, но страсть к деньгам в конце концов победила. Я бросил работу и стал все дни проводить на давно облюбованном мною углу, вызывая жалость своим уродливым видом и набивая карманы медяками[642].

Господин Сент-Клер четко различал две стороны своей жизни, каждое утро превращаясь в профессионального нищего Хью Буна и каждый вечер спеша домой, к поджидавшей его жене. Но, как и Джон Райкнер, он столь же мало мог рассчитывать на понимание окружающих…

Глава 7. История о том, как поссорились Колетт Ла Бюкет и Жан Ле Мерсье