Замечтавшись, Кэтрин потерялась среди живых изгородей и кирпичных оград, свернула где-то не в том месте. Нашла дырку среди ровно подстриженных кустов, протиснулась сквозь нее и оказалась в прекрасном садике, где растения были высажены в форме бесконечного узла. Садик напоминал монастырский двор, потому что по его бокам имелись крытые галереи. Над аккуратными клумбами стояли на полосатых тумбах, как часовые, золоченые геральдические животные. В дальнем углу находилась небольшая квадратная каменная беседка. В ней кто-то сидел. Кэтрин слышала всхлипывания.
Ей не следовало находиться здесь и вторгаться в столь интимный момент. Она повернулась к дырке в живой изгороди. Наклонившись, чтобы пролезть в нее, наступила на сучок. Раздался хруст.
Человек, сидевший в беседке, встал и вышел из нее. Эту мощную фигуру Кэтрин узнала бы где угодно.
— Миледи Латимер? — сказал король; он выглядел ошарашенным, а она чувствовала себя так же.
— Ваше величество, простите меня! Я заблудилась, а тут эта дыра в изгороди… — Кэтрин запоздало присела в реверансе, вся дрожа. — Прошу прощения за вторжение.
— Ничего, — хрипло ответил он. — Я молился, чтобы кто-нибудь скрасил мою печаль, а тут вы. Счастливое совпадение. Встаньте, прошу вас.
У Кэтрин от облегчения ослабли колени, и она едва не упала, но успела вовремя поймать равновесие.
— Я рада, что случайно оказалась полезной. А теперь оставлю вашу милость в покое.
— Нет, не уходите, — попросил король. Когда Кэтрин осмелилась взглянуть в его лицо, то увидела на нем суровые следы возраста и горя. Он выглядел еще более старым, чем в момент их последней встречи на пиру, устроенном им для дам. — Останьтесь ненадолго и утешьте одинокого старого человека.
Она считала этого человека жестоким, а его очарование — напускным. Теперь же, видя Генриха таким сломленным и разбитым, могла испытывать только сострадание к нему и удивление, что он до сих пор оплакивает свою маленькую королеву.
— Чем я могу помочь, сир? — спросила она.
— Вы можете ненадолго составить мне компанию, — сказал король и, к изумлению Кэтрин, взял ее за руку и повел к беседке.
Там вдоль стен тянулись плюшевые скамьи, а в центре находился стол, на котором стояли серебряный кувшин и винный бокал венецианской работы. Между скамьями была установлена небольшая жаровня.
— Садитесь, прошу вас, — предложил король и сам тяжело уселся напротив. — Я люблю приходить сюда на досуге и проводить немного времени в уединении, потому что редко бываю один. Хотите вина?
Кэтрин неохотно взяла бокал, понимая, что уже и так много выпила. Но это смутное чувство было задвинуто на задний план сознания из-за неожиданной встречи с королем.
— Надеюсь, вы в добром здравии, миледи. Я скучаю по вашей сестре, не видя ее при дворе, но ваш брат — отличный компаньон, и ваш дядя — один из лучших людей, каких я встречал.
Кэтрин улыбнулась:
— Я здорова, сир, но милорд недолго останется с нами. Вот почему я редко бываю при дворе.
— Мне очень жаль, — печально произнес король. — Смерть забирает всех, кого мы ценим. Если любишь, тем привечаешь боль.
— По-моему, лучше испытать боль, чем не познать любви, — сказала Кэтрин.
Король глубоко вдохнул и унизанной кольцами могучей рукой смахнул с глаз слезу.
— Сегодня год, а я не могу забыть ее.
— Время излечит вас, сир.
— Простите меня. Иногда я думаю, что сойду с ума. Часть меня ненавидит ее за предательство, а другая отчаянно желает, чтобы она снова была со мной. Простите, мадам, мне не следовало обременять вас своими печалями. — Он попытался улыбнуться.
— Ничего, сир, мне это нетрудно, — заверила его Кэтрин, думая, что все происходящее совершенно нереально. А потом, возможно из-за выпитого вина, она сделала нечто сверхъестественное — потянулась и положила ладонь на его руку. — Вам станет легче. Пусть пройдет еще немного времени.
Король не убрал свою руку, а молча сидел и смотрел на Кэтрин пронзительными голубыми глазами.
— Вы добрая женщина, леди Латимер, и очень миловидная. Будь я на десяток лет моложе, то стал бы ухлестывать за вами. Но что вы теперь во мне разглядите? — Он грустно улыбнулся ей.
— Я вижу очень печального человека, которому нужно взбодриться, — ответила она, убирая руку.
— И вы возьметесь за это? — спросил король, беря ее снова.
— Я думаю, сир, вы достаточно сильны духом, чтобы сделать это самостоятельно. Наверное, человек становится очень одиноким, когда ему приходится принимать невозможные решения, которые, и он это знает, плохо скажутся на нем самом. Вашей милости нужно утешать себя тем, что вы сделали то, что считали правильным.
Король вздохнул:
— Она совершила измену и поставила под угрозу наследование престола. Но хуже всего, что она предала меня. Но я не казнил бы ее, если бы это было в моей власти. Меня убедили, что она должна умереть, сказали, что я не могу проявлять снисхождение, когда других осуждали на смерть за меньшие преступления; что я не должен позволять личным чувствам влиять на мою волю; что это будет проявлением слабости, а король всегда должен быть сильным. И я не дрогнул. Однако это не мешает мне испытывать сожаления.