Дела семейные

– Верю, – кивнул Йезад, – так и со мной было несколько лет назад, когда умер отец. Я дал клятву, что буду сидеть возле него, пока не взойдет солнце. Но Дунгервади – магическое место. Там исчезла боль, исчезла скорбь, их сменил глубокий мир. Будто ангелы и фареишты слетелись с небес утешить меня.

Он улыбнулся Роксане: это было ее выражение – и продолжил:

– Я вспоминаю, как часа в три ночи я заснул. Я спал так сладко, будто, как в детстве, отец гладил меня по голове и по спине.

– Вот так и со мной было, – подхватил Джал.

Он рассказал, как вчера побывал на поминальной службе по Эдулю, чтобы выразить свои чувства семье Манизе, которая его винила в смерти мужа. Когда во время приношения огню сандалового дерева ему пришлось пройти мимо сидевших длинным рядом членов семьи, он поклонился им, касаясь рукой лба. Он счел за благо отложить на потом рукопожатия и соболезнования.

– Но после молитв родственники сразу увели Манизе. Я обошел весь храм, искал ее и в саду, но так и не нашел.

– Я уверен, что представится другой случай, – сказал Йезад. – Или зайди к ней домой, ведь их квартира прямо под вашей.

– Да нет, квартира пустует, Манизе вернулась в родительский дом. Я надеюсь, что ее злоба пройдет. Страшная вещь – злоба. На свете столько несчастных браков, столько семей живут в бесконечных сварах. Что за абсурд эта сила, которая называется судьбой?

– Человек предполагает, а Бог располагает, – изрек Йезад. – Нам не дано все понимать. А когда мы пытаемся, то делаем себя несчастными.

– Ты прав. Кстати, завтра я собираюсь зайти к инспектору Масалавале, поблагодарить его за помощь. И доктора Фиттера тоже – за то, что подписал свидетельство о смерти.

– Хорошая мысль. И от нашего имени поблагодари.

Джал не остался ужинать.

Роксана, разогревая к ужину принесенную Джалом еду, разволновалась:

– Столько котлет? Себе-то он оставил?

– Сомневаюсь, что он решил уморить себя голодом.

– Хозяйство всегда вела Куми. Ему сейчас, наверное, трудно.

– Не ребенок, справится.

На другой вечер, в половине седьмого, Джал позвонил в дверь инспектора Масалавалы. Он не рассчитывал задерживаться у инспектора: хотел зайти на несколько минут, поблагодарить, а потом заглянуть и к доктору Фиттеру.

Но когда слуга открыл ему, он увидел в гостиной и доктора. Мужчины с комфортом расположились в просторных ратановых креслах, уютно подмостив подушки под спины. На ратановом столике со стеклянным верхом стояли высокие стаканы, в них плавали кубики льда.

– Пожалуйста, не вставайте! – сказал Джал.

Они охотно подчинились, из мягкой глубины кресел протянув ему руки для пожатия.

– Я пришел поблагодарить вас, инспектор, за помощь, которую вы нам оказали на прошлой неделе. Я и к вам собирался постучаться, доктор, чтобы выразить благодарность.

– Можете сразу двух зайцев… поблагодарить, – улыбнулся доктор Фиттер.

– Садитесь, – пригласил инспектор, – я тоже хотел выразить благодарность нашему доброму доктору. Человек отошел от дел, но немедленно откликнулся на мою просьбу, так? Вот я и пригласил его выпить со мной по глоточку.

Инспектор скромничал – речь шла не о глоточке, поскольку он выставил доктору Фиттеру бутылку своего любимого «Джонни Уокера» с голубой этикеткой. Теперь он предложил Джалу присоединиться.

– Спасибо, что-то не хочется пить.

– Понимаю вас, не буду настаивать. – Инспектор быстренько отставил бутылку в сторону. – Чего-нибудь другого? Прохладительного?

– Честно, ничего не хочется, спасибо. Просто хочу сказать, что я вам безмерно признателен. Вся наша семья признательна вам.

– Ну что вы, что вы.

Инспектор и доктор подняли стаканы.

– Саяамати, – сказал инспектор.

– Тандарости, – откликнулся доктор.

Они помолчали, наслаждаясь виски.

– Я рад, что смог оказаться полезным, – заговорил инспектор. – Если мы не будем поддерживать своих в эти смутные времена, то кто нас поддержит?

– Согласен, – сказал доктор.

– Это было очень любезно с вашей стороны, – вступил и Джал.

– Рады помочь.

Они смаковали виски, обсуждали его достоинства, растягивая удовольствие от напитка и ощущения, что сделали доброе дело. Джалу было приятно наблюдать за ними. Доктор справился о здоровье профессора Вакиля, Джал ответил, что отчим неважно чувствует себя.

– Проклятый паркинсонизм, – проворчал доктор, – ничего с ним не сделаешь.

– До вашего прихода, Джал, – сказал инспектор, – мы как раз говорили о будущем общины парсов.

– Да? Спор об ортодоксии и реформаторстве?

– Это лишь часть вопроса. Главная проблема заключается в снижении рождаемости, в том, что наши мужчины и женщины вступают в браки с иноверцами, а также в огромной миграции на Запад.

– Грифы и крематории останутся без дела, – объявил доктор, – если не останется парсов, чтобы кормить их собой. А ваше мнение на этот счет?

– Не уверен, – ответил Джал, не желая вступать в обсуждение взрывоопасной темы. – Мы с самого начала были немногочисленной общиной. Но тем не менее мы выжили и добились процветания.

– То были другие времена, и мир был другим, – возразил инспектор, явно не настроенный на оптимизм. – Демографы убеждены, что через пятьдесят лет парсов просто не останется.